казалось, что он поступает верно, принимая те или иные решения, а другие считали, что хуже короля и быть не может. Но во всех решениях Девандина, сразу или же по прошествии времени, виделся мудрый расчёт и добрый умысел. Этот король славился тем, что никто никогда не знал, о чём именно он думает и как поведёт себя через мгновение. Иногда он выглядел усталым и отрешённым, и, казалось, не слышал, о чём ему докладывал приказчик. Но как только наставало время говорить, Девандин, начав речь степенно и тихо, заканчивал её криком и угрозами «отправить всех на плаху». А иногда, посреди пылкого спора с вассалами о расточительстве, король мог обратиться к кому-нибудь одному из них и тихо, с улыбкой на своих больших устах, изъявить желание посетить его провинцию и попробовать тамошнего эля. В подобные моменты, окружающие думали, что король потерял рассудок. И всё же со временем выяснялось, что каждое слово короля и каждая его интонация являлась уместной и необходимой. Вспылит король, и дела на местах, вдруг, начинают налаживаться. Обнимет Девандин сердечно владыку иной провинции, откуда давно не поступало в казну серьёзных средств, и, глядишь, начинает провинция плодоносить, и тянутся оттуда обозы с зерном в столичные закрома. Девандин знал ту единственную правду короля, которая позволяла ему выживать в этой непонятной простолюдинам войне за власть: неважно, как велики твои владения и насколько сильны те, кто хочет твоей смерти – если ты коварен со знатью и добр с простым людом – усидишь на троне дольше тех, кто беспощаден к крестьянам и дружен со сливками общества. В этом Девандин походил на своего соседа короля Хорада из Атарии, кто понимал первостепенное значение простого человека в вечно-работающем механизме под названием история.
– Ваше величество, – заговорил гнусавым голосом дворецкий, – господин Гвадемальд Буртуазье из Кихона прибыл незамедлительно по вашему приказанию.
Гвадемальд сделал шаг вперёд и глубоко поклонился. Девандин отхлебнул из кубка, вытер руки и губы шёлковым полотенцем, спешно встал из-за стола и вышел навстречу рыцарю.
– Да знаю, знаю! – махнул он рукой на дворецкого и крепко обнял Гвадемальда. – Думаешь, я позабыл, как зовут моего верного рыцаря? Пойди прочь, старый дурак!
Дворецкий откланялся и удалился. Улыбающийся Девандин, взял Гвадемальда за обе руки, провёл к столу и усадил напротив своего места.
– Кихон, Кихон! – мечтательно произнёс король! – Как давно я не бывал в тамошних лесах. Смотри, Буртуазье, чтобы эти псы из Варалусии – твои соседи – не наглели. Им дай спуск – позабудут, где их треклятая Варалусия заканчивается, и где начинается славная и прекрасная провинция великой Вирфалии.
Король вдруг вспомнил нечто важное, снова взял рыцаря за руки, поднял со стула и спешно подвёл к одной из ванн с горкой из булыжников. Он присел на корточки и показал пальцем на ручеёк, струящийся вниз по горбатым спинам камней.
– Гляди,
