изложении последующих событий использует, без лишней увлеченности, ту фиксацию реальности, которой сам стал свидетелем.
Говорят, Русский язык не подходит для говорения о деталях любовного процесса. Слова или возвышенные, или грубые. Пожалуй, в этой раздвоенности умещается вся соль нашей души – территории между высоким идеалом и неприглядной реальностью будто не существует. Конечно, нет. Могучий Русский здесь совершенно ни при чем. Всему причиной шторки восприятия, диктующие эту раздвоенность. Нам все время хочется быть лучше, чем мы есть на самом деле.
Раздвинем шторки, начав издалека: заглянем на денек-другой в детство старших героев – прекрасных стариков, наших отцов и дедов. Ну вы же знаете, психологи всегда начинают с детства. Ибо детство – приквел, точка сборки, завязка сюжета, который взрослый будет разыгрывать всю последующую жизнь.
Миша Думов и Вася Михайлов хоронят Сталина
Миша Думов проснулся, сладко потянулся в кровати, перевернулся на другой бок и позвал сон обратно. Снилось море. Мятное блестящее море с сильным отливным течением. Он нырял в море с разбегу, рыбкой, прямо с пирса. Течение хватало и тащило от берега. Неведомая ужасная сила, во сто крат больше его самого, родителей, всех, кого он знал, завладела им полностью. Взяла в плен и играла с ним. И вдруг вышвырнула обратно на берег. Больше не нужен.
Живого моря Миша Думов никогда не видел, но мечтал о нем страстно. Мама говорила – учись хорошо, в Артек поедешь, будет тебе море. Миша старался.
Вылез из кровати и вышел в коридор. Тихо. Радио молчит. Обычно оно болтает без умолку. Бабушка плохо слышит.
Все на кухне. Сидят со странными лицами.
– Что случилось?
Ему никто не ответил. Только отец сказал:
– Садись завтракать.
Мама налила сладкий чай, положила бутерброды с маслом и сыром.
Позвонили в дверь. Вошла соседка, растерянная тетя Катя, преподавательница марксизма-ленинизма. Они с папой работают в одном институте.
– Митя, здравствуй! – Катя обняла папу и горячо зарыдала. – Я не знаю, как жить дальше, Митя! Ты знаешь, что Зинаида Петровна, как узнала… сразу умерла? Сердечный приступ. А «скорая» так и не приехала. Ты представляешь?
– Садись, Катя, я тебе чаю налью. – Папа проводил тетю Катю на кухню, и мама налила ей чаю.
– Я не могу есть, не могу пить! Спроси меня: что самое дорогое для тебя, Катя? Дочка, конечно! И вот скажи: отдай ее, и он воскреснет, – я бы согласилась!
– Катя, ну что ты говоришь… – Папа сжал губы, будто стыдясь за тетю Катю.
Мама отвела глаза.
– Нет, ну правда, что теперь будет? Что теперь с нами со всеми будет?! Я, как только узнала, сразу поняла: история кончилась. Это и есть конец света, Митя… И я живу в этот момент! – Тетя Катя опять заплакала,
