Эти люди не похожи на нас. Может, они и не люди вовсе…
Я взглянула на Лину и поймала себя на мысли о том, что фантастичнее всего звучит не ее история в целом – в нее даже можно поверить. Самое дикое – мысль о том, что наша планета пустая, как шарик от игры в пинг-понг.
– Как она может быть пустой? – осмелилась я озвучить свои мысли, упустив главную нить разговора. – Разве наша планета – не отражение нас самих? А мы сами разве похожи на пустышки? Так каким образом Земля может быть пустым игральным шариком, когда весь этот поезд наполнен детьми, у которых где-то позади остались семьи, не прожитое полноценно детство, мечты и цели? Я не отрицаю, что глобальное потепление лишило нас большей части территории. Я не отрицаю, что люди не видят будущего своих детей на ближайшие десятки лет. Но кто дал право кому-то решать нашу судьбу за нас? Кто дал право играть и управлять нами как хочется?
Никто из присутствующих явно не был доволен тем, что я сказала. Мало того, Лина завершила беседу не самым оптимистичным комментарием:
– Люди обессилены, чтобы что-то решать самостоятельно. Это очевидно. Каков смысл в моем счастливом детстве, в ваших целях, когда все в один момент может разрушиться? Я не знаю, куда именно везут детей. Однако совершенно точно знаю, что это место подарит хоть какую-то надежду на будущее. Я не знаю, чему именно учат странные люди, которые нас там ждут, по каким правилам нам придется жить. Но я знаю, что новая жизнь, обещающая перевернуть сознание и мировоззрение, заслуживает того, чтобы пожертвовать ради нее личными принципами.
Она говорила так, словно наперед знала все предстоящие события. В какой-то момент мне даже стало стыдно от своих нерешительности и слабости, которые вынуждали меня злиться и не принимать услышанное всерьез.
Нам с сестрой не рассказали про новую жизнь ни слова. Возможно, это упущение наших родителей. А возможно, попытка предоставить нам шанс самим принять и понять новый мир, людей, непривычную обстановку.
Лина говорила шаблонами, и мне становилось неприятно от того, что она не вкладывала в разговор ничего личного. Я всегда старалась быть чуткой к людям и даже в тот момент заставила себя разглядеть в глазах Лины свет отчаявшейся души, боль брошенного на произвол судьбы ребенка. И я была уверена в том, что эта девочка разделяла мою точку зрения, просто боялась сопротивления.
Эти мысли полностью меня поглотили, поэтому я отстранилась от внешнего мира, выйдя к окну в коридор и крепко взявшись за поручень.
Мимо меня пролетали пейзажи. Я стала осознавать беспомощность и ничтожность собственного существования. На это намекало величие природы. Бездонность звездного неба, сменяющаяся палитра летнего заката, зной июльского утра – все это вызывало во мне такие чувства всегда. Но вместе с тем было приятно чувствовать себя слабой. Ведь эта слабость сопоставима со слабостью ребенка в руках родной матери. Она неизбежна, она даже нужна.
– Я кое-что знаю, –
