полной противоположностью Оксаны, воплощением чёткости и правильности: вопросами не донимала, обо всём догадывалась сама, но оказалось, что окна она моет за отдельную плату, тяжёлые сумки таскать не может, гладить ненавидит, готовить не любит.
– А что же вы намерены делать? – поинтересовалась я.
– Убираться в квартире, мыть посуду, стирать.
При наличии стиральной и посудомоечной техники, это было мощное заявление
Я возразила, что помощницы по хозяйству за деньги, которые я плачу, делают всё, что требуется. Лера гордо, и даже как-то ожесточённо заявила, что те, кто хочет быть обворованными, пусть нанимают приезжих, а она-де москвичка с высшим, между прочим, образованием. С ней тоже пришлось расстаться.
Я переехала на дачу, а сосед порекомендовал мне нового помощника – мужчину лет пятидесяти, бывшего военного из одной бывшей союзной республики. Звали его Геннадием и впечатление он производил самое положительное.
Нового помощника я разместила на втором этаже с отдельным санузлом. Условия, как в хорошем отеле, знай, хорошо работай.
Приготовленная Геннадием еда напоминала полевую кухню, уборку он производил по расписанию, в определённое время и если на полу появлялась грязь, он игнорировал ее до следующей уборки. Меня же любой беспорядок выбивает из творческой колеи.
Но это ещё полбеды: Геннадий явно на меня злился, я будто чувствовала его мысли:
– Да что же это в мире делается! Баба дурака валяет с какой-то писаниной, хозяйство на прислугу сваливает!?
Кроме того, Геннадий оказался мыслителем. Мне из деликатности приходилось выслушивать его умопомрачительные сентенции, а чувство меры не было его коньком. Нет ничего утомительнее вынужденного общения.
– Вот вы романчики дурацкие переводите, а у нас в части случай был: подрались два прапора из-за медсестры. Вот – сюжет!
Просыпался Геннадий рано и явно не одобрял моего «совиного» образа жизни. Однажды он глубокомысленно изрёк:
– В древности люди не дураки жили и был закон: рано ложиться и рано вставать. И общество было здоровее.
Я поинтересовалась, в какой именно древности и в какой стране был такой закон.
Геннадий, не задумываясь, ответил:
– 2—3 тысячи лет назад. Везде!
Когда я объясняла ему, как важно для меня иметь настрой для работы, он изрекал:
– Это от недостатка профессионализма! Вот я мог бы роман хоть в окопе сочинить. Возьмусь, пожалуй, напишу.
О классиках Геннадий отзывался так:
– Чехов, Достоевский, Толстой, конечно, неплохие писатели, но я б лучше написал.
Остается только ждать выхода в печать бессмертных произведений современного классика, инженера человеческих душ, Геннадия.
А после визита ко мне подруги Веры, психолога, Геннадий заявил, что он сам психолог,
