телевизоров. Быть может, я тоже обрела бы себя раньше, покажи мне кто-то вроде вас, насколько замечательной может быть жизнь, когда принимаешь свою истинную сущность. Это избавило бы моих детей от кучи гребаных страданий. – Она хлопает рукой по губам. – Черт. – Ее глаза округляются. – Черт! – Уже чуть не вылезают из орбит. – Почему я не могу замолчать? Мне так жаль.
Я бросаю взгляд на свою двенадцатилетнюю племянницу, которая сидит в углу и строчит сообщения, не обращая на нас внимания. Она сегодня не должна быть здесь, но собака няньки слопала виноград. Очевидно, какой-то ядовитый. Я поворачиваюсь к Морин.
– Как. Вы. Смеете.
Тишина неловко растягивается. И лишь когда становится невыносимой, я расплываюсь в улыбке и повторяю в шутку:
– Как, черт побери, вы смеете.
– Боже мой. – Морин с облегчением сгибается, упираясь руками в колени.
– Полегче, – бормочет сестра, напоминая этим словом о нашей маме.
Та медленным поворотом головы могла заглушить всю ночь ревущую автомобильную сигнализацию.
– Кстати, у вас удивительная дочь, – говорит Морин, сменив тактику в попытке задобрить мою строгую сестру, но только нет ничего хуже, чем назвать ее дочь удивительной. Поразительной. Экзотической. Какое лицо. Какие волосы. От всего этого у сестры на шее пульсирует вена. «Моя дочь не какой-то редкий тропический фрукт, – иногда огрызается она на исполненных благими намерениями незнакомцев. – Ей двенадцать лет. Называйте ее просто прелестной».
Морин замечает изменения в выражении лица Келли и снова обращается ко мне.
– Еще вам стоит знать, – она накидывает ветровку на плечи и просовывает одну руку в рукав, – что в местной библиотеке уже появился лист ожидания для вашей книги. Передо мной всего два человека, но все равно. Вы ведь ее еще даже не написали.
Я предлагаю ей тарелку с традиционными пончиками из Grindstone. Хотелось бы мне знать, что не так с Dunkin. Но Келли прочитала про дизайнерские пончики на Граб-стрит и настояла на том, чтобы мы по пути остановились в Саг-Харбор.
– За это получаете с кленовым сиропом.
Я подмигиваю Морин, и она краснеет, точно юная девчонка, которая вышла замуж, несмотря на эротические фантазии о своей лучшей подруге.
– И часто такое бывает? – спрашивает репортер New York Magazine, когда Морин уходит. По-моему, ее зовут Эрин. – Часто благодаря вам женщины совершают камин-аут?
– Все время.
– Как думаете, почему?
Я сцепляю пальцы за головой и кладу ноги на стол. Мне нравятся дерзкие натуралки.
– Наверное, я очень хороша в образе лесбиянки.
Келли корчит лицо, мама говорила, что это выражение к ней приклеится. Жаль, я не могу сказать ей, что она оказалась права.
– Так и есть, – хихикая, соглашается Эрин. – Здесь есть уборные?
– По коридору налево, – отвечает Келли.
– Нет, Бретт, – тихо произносит Келли,
