делать деньги, занимать места во власти, творить художественные произведения…
Тот, кто знает, что хочет, ищет средства достижения своей мечты и овладевает орудиями, которые ему для этого понадобятся. Такова суть бытовой психологии. Профессиональные же психологи потом, когда умнеют, просят у бытовых психологов место в штате их предприятия или управления. И довольствуются со стола настоящих психологов.
Настоящая психология начинается с того, что ты действительно хочешь. И уж если мы идем в научную психологию, то хотеть надо только одного – делать науку. Хотя и это одно двойственно: науку делают то как борьбу за место в научном сообществе, то как познание мира и поиск истины. Впрочем, тем, кто бьется за места, все равно, от какой из наук они становятся академиками…
Если вы действительно хотите изучить прикладную психологию, начать это нужно с постановки цели, ради которой вы собираетесь тратить на нее свою жизнь. И если вы не хотите просто познавать, как психика связана с мозгом, надо честно признаться себе, чего же вы хотите. А затем научиться достигать своих целей.
Именно этому и посвящено первое орудие прикладной народной психологии, которой обучали меня старые мазыки во время этнографических поездок по Ивановской и Владимирской областям.
Сначала надо понять, чего хочешь, затем выстроить путь к своей цели, убирая лишнее и помехи, и разумно решая задачи, в которые превращаешь каждый очередной шаг.
Цель и охота
Способность желать, или желательную способность души, как называли ее у нас, когда еще психология была наукой о душе, русский язык передает множеством слов. Многие из них очень древние и многозначные, как, к примеру, охота. Ни один психолог не осознает это слово психологическим понятием. Другие, вроде потребностей и желаний, даже используются академической психологией, хотя и они все более вытесняются близкими сердцу русского ученого мотивами и мотивациями…
Слово «цель» тоже заимствованное, его привнесла в наш язык петровская эпоха. Но оно созвучно русскому «цель», в значении целины – нетронутости и цельности, нераздельности и неразрушенности. Поэтому, привившись в нашем языке и заменив метку, то есть то, во что метятся-целятся, немецкая «цель» обрела дополнительные значения и осознается русским словом.
Однако за всеми этими словами стоит большая глубина, где мы обнаруживаем душевные влечения и порывы – слова, описывающие разную степень движения души к желанному. Однако желанное для души – лишь ее внутренний позыв, а есть и нечто внешнее, что влечет душу с ее согласия, но как бы извне и не обращая внимания ни на ее боль, ни на страдания. Это та самая охота, которой мазыки обозначали некую то ли божественную, то ли небесную силу, вклеивающую душу в тело, то есть обеспечивающую воплощение.
Хочет того душа или не хочет, но все ее порывы и влечения происходят внутри общей охоты жить. Поэтому производными именами от слова охота обозначалось то, что связано и с призыванием жизни – от похоти до хоти, как звали в старину любимую… Язык наш древен и хранит следы многих тысячелетий от самых глубин индоевропейской древности.
Цель упростила русский язык, уничтожив излишние его тонкости и упростив общение. Соответственно и обеднила. Тем не менее, самую начальную прикладную работу по изменению себя лучше делать именно в таких простых знаках, как наши цели.
Суть этой работы, которая называется устроением целей или целеустроением крайне проста. Человек всегда направлен на что-то, как говорят философы, он целеположен. Что значит, наш жизненный путь положен на цели или выложен целями. Целеполагание, то есть выкладывание целями своего пути к главному, – самая сущность человечности. И не будем сейчас вдаваться, что именно это за цели – связанные с выживанием тела потребности, или тонкие движения души, мятущейся в поисках понимания…
Мы всегда чего-то хотим, и это признак того, что мы живы. Чем большего хочет человек, тем жадней он до жизни и тем больше его жизненная сила. Любое наше желание, если мы его осознали, превращается в цели. Как и все, что в нашем сознании звучит, как полагается цели, тоже принимается разумом за цель.
Правда, потом мы можем забыть то, что сами считали когда-то своей целью, и она превращается, как сейчас принято говорить, в подсознательную, а вернее было бы сказать – в неосознаваемую. Но ее всегда можно вспомнить. Хуже, когда некоторые цели мы вообще не осознаем, поскольку они вошли в наше сознание, когда оно болело, что принято называть «было без сознания». Но и тогда они входят от кого-то, кто осознавал себя, когда говорил.
Поэтому все наши цели могут быть нами осознанны и выявлены. А значит, мы всегда можем стать им полным хозяином. Что, впрочем, требует определенного усилия, поскольку мы привыкаем жить так, что наши цели сами правят нами. И с этим не справиться, если не разглядеть собственного устройства.
Все человеческие цели являются лишь выражением одной, главной, ради которой мы и приходим
