произнес Магомед. – Будет еще.
Люба сникла.
– Боже мой, – выдавила она. – Сколько можно жить в ожиданиях, тревогах, сомнениях. Я устала. Иногда думаю самой взлететь что ли на истребителе, чтобы пробить твою глухую стену равнодушия, чтобы ты почувствовал, что такое ожидание, тревога.
Маленький Руслан подбежал к отцу и схватил за ноги.
– Папа, меня возьмешь с собой в космос?
– Нет, не возьму, – строго по-военному ответил отец.
– Почему? – обиженно, насупившись, спросил Руслан.
– Потому что ты кашу не поел.
Глаза мальчика забегали.
– Папа, если я съем всю кастрюлю, ты меня сразу заберешь?
– Конечно.
Руслан в одно мгновение исчез. А мама, забыв про тревоги, побежала вслед за сыном – он важнее всех тревог.
– Подожди, космонавт, – сказала она, догнав его у плиты, куда к горячей кастрюле потянулись тонкие ручонки сына. – Каша еще горячая – обожжешься.
Магомед одел куртку, нахлобучил на голову кепку, попрощался и закрыл за собой дверь – дверь своей крепости, куда он должен вернуться живым и здоровым. «Зачем тогда столько пожеланий и тостов: “Я желаю вам мягкой посадки”. Мама никогда не хотела отпускать меня из дома, но всегда хотела, чтобы я возвращался. В судьбу человек не может вмешиваться никто, а судьба может. Придет домой мой товарищ и скажет: “Вашего мужа больше нет. Твой папа больше не придет, малыш”. Этот путь сродни пути на Голгофу как тяжелейшее испытание без надежды на победу? Я разговаривал с женами погибших товарищей и не хочу, чтобы с кем-нибудь еще это повторилось».
Магомед сжимал в руках ключи от автомобиля. Сейчас он поедет на аэродром. «Стоп. А чего же от меня хочет Юрий Шеффер. “Я буду ждать тебя в кафе, нужно поболтать – тема серьезная”. О чем?»
Осень. Погода изменилась. Люди – тоже: прячутся в куртках, шапках. Интересно, что они одевали, когда еще не придумали ткани – меха, наверное. «Меховая шуба для жены. Бабушка, которая каждое утро провожала меня на скамейке возле дворового палисадника, тоже испугалась первых заморозков и, видимо, не смогла оторваться от домашнего тепла, так что до весны не услышу ее: “Доброго дня, сынок”».
Он дошел до машины, вставил ключ в замок зажигания и задумался: «Что хочет сказать мне Шеффер? Неужели опять кто-то из отряда погиб? Не верю, хотя небо непредсказуемо и я падал, ломался, выживал», – вспоминал Магомед, пока выруливал со стоянки.
«Помпаж» на СУ-7б – красивое французское слово, а на самом деле – «Бах-бах. Ба-ба-бах». А по инструкции – это поломка в работе турбореактивного двигателя, сопровождающаяся хлопками в воздухозаборнике по причине противотока газов, дымлением выхлопа, резким падением тяги и сильной вибрацией, разрушающей двигатель. Вот так просто – воздух влетает в компрессор, а из турбины вылетает, вращая ее. В камере же сгорания топится смесь керосина и кислорода. А летчик со своими мыслями, до этого витавший где-нибудь в ресторане «Прага» или «Москва» (а в «Национале» чуть похуже…), мгновенно окунается в реальность, где
