следом. Позвала священника, а Ренат не отходит.
Вышел священник, стал говорить что-то совсем не то. Глупости всякие про то, что богатым известным певичкам и певунам можно, а простым смертным нельзя и ещё какую-то ерунду.
А у меня в мыслях: благослови уехать домой… а сказать не могу ведь… ну и прошу священника просто благословить. Вторую часть фразы договариваю уже мысленно.
Священник что-то мычит, отказывается, а мне уже плевать на то, что он там мычит про себя. Я на иконы смотрю, молюсь и прошу помощи вернуться домой.
Когда выходила из церкви, ясно чувствовала, что Бог идёт рядом и держит меня за руку. Ну и что, что священник меня не понял и не попытался услышать! Бог услышал!
Я у Рената потребовала монетку, говорю: дай копеечку! Тот не понял, но дал… а я сразу за крылечком первому попавшемуся нищему всунула денежку и говорю про себя «Спасибо!»…
***
А завтра дочь казаха уговорила отпустить меня домой, он купил мне билеты на самолеты, отвез в аэропорт и… я вернулась домой.
Ответ пойти в церковь перед намерением выпрыгнуть с восьмого этажа – это Бог дал. Я к Нему обратилась и Он ответил. А, выходя из церкви, я чувствовала, как Он меня ведет. Господь не дал мне тогда разбиться.
Когда я уезжала, его мама дарила мне подарки. Ренат молча отвёз меня в аэропорт, отдал распечатанные билеты, обстоятельно напутствовал, как и где мне надо сделать пересадку. И ещё был один важный момент: он позаботился, чтобы меня в дороге покормили…
Его последние слова:
– Ты все равно будешь несчастной и будешь искать куда уйти. Или сядешь на антидепрессанты и станешь похожей на тётку с лубочной картинки, которая вечно улыбается всем притворной дебильной улыбкой. Но надеюсь, что ты вернешься…
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
– Я хочу умереть! Мне больно! Ой, мамочки, не хочу жить! – Она вбирала полные лёгкие воздуха и истошно орала. Она достала меня своим криком. От неё болела голова. Я даже хотела её ударить. Я бы это сделала, если бы могла. Но меня выворачивало наизнанку коричневой горечью, трясло от холода и шока…
Мои родители помогли оформить детскую комнату, мы обклеили детскими обоями стены, поставили детскую кроватку. Пеленки, бутылочки, книги по грудному вскармливанию. Комнатка была готова, но зря…
Я не плакала, лишь тупо смотрела в потолок, и мой мозг долбил назойливый вопрос: «За что?»
Когда ребёнок рождается мёртвым, умершим в родах, тебе сообщают его пол. То есть, мальчик это или девочка. Имеются ли уродства, рост и вес. Ребенок не кричит, и его помещают в чёрный пакет.
Мой первенец родился мёртвым. Тело отправили в морг, а через два дня выдали родным для погребения. Я хотела хоронить ребенка сама. Но мне запретили. Моя собственная жизнь висела на волоске, я была лежачей немощной, и таким образом всем удалось соблюсти правила.
После похорон ко мне в палату пришла
