и даже политруки. Последние, поняв, что я могу на знании первоисточников посадить в лужу кого угодно, были мне молчаливо благодарны за то, что во время политзанятий я, в основном, помалкивал. А было это порой совсем непросто! Однако я находил в себе силы молчать даже тогда, когда замполит дивизиона капитан Пискунов вещал с кафедры, что евреи – это некая христианская секта, в которой все члены хитрые, коварные и вообще – хорошего от них не жди, и пример тому – израильская военщина!
Когда заканчивался первый год моей службы, произошло несколько важных событий. Первым было то, что вся бригада собиралась в Казахстан на боевые стрельбы, второе – это то, что сбежал прапорщик – начальник отделения управления бригады, без которого на стрельбах обойтись крайне сложно. И, наконец, третьим в этой цепи было то обстоятельство, что моя пусковая установка стояла под боевыми ракетами и трогать их – ни-ни! А потому – я никуда ехать не собирался и уже предвкушал скорую охоту на косуль. Я день за днем подбивал своего приятеля, начальника столовой прапорщика Груздя отнестись к делу посерьезнее, то есть, когда придет время «Ч» – одолжить, например, комбриговский УАЗик, с тем, чтобы углубиться в полигон километров на пятьдесят. Да, надо сказать, что городок у нас был совсем небольшой, и стоял на краю огромного полигона, размером, эдак километров семьдесят пять на сто. Разумеется, что это была запретная для простых смертных зона, и потому там было полно грибов, ягод и всякой дичи. Иван размышлял и кивал, сам уже пылая нетерпением, но ничего пока что не обещал.
В один солнечный день, когда от нечего делать, я болтался на турнике в спортивном городке части, ко мне прибежал боец из штаба:
– Начальник политотдела зовет! Срочно!
– Что такое? – удивился я.
– Он мне не доложил…– буркнул боец и, отпустив бляху ремня до самого мужского достоинства, а также заложив руки в карманы чуть не по локоть, двинулся в сторону бригадного продуктового ларька.
– С чего бы это? – подумал я, оделся, и пошел не торопясь в штаб к начпо, вспоминая по ходу, что я мог сотворить такого, что аж целый полковник взалкал о встрече со мной.
Постучался, вошел. Начпо в тот момент был похож на герцога из "Мюнхгаузена". Он изо всех сил пытался принять строгий серьезный вид, но по всему было видно, что это получается не вполне. С одной стороны, он уже явно предвкушал большую пьянку по дороге в казахские степи, а с другой, его лицо было, как будто перечеркнуто неким отчаянием, будто он только что выиграл очередь на «Волгу» и вынужден тут же ее отдать, поскольку с неделю назад уже купил по случаю.
– Вот как оно бывает…– сказал начпо философски.
Я стоял, молча, стараясь не становиться на пути армейской мысли.
– Да… – снова протянул он. – Пришлось вот, б…, на Кривенко (тот самый сбежавший прапор) в прокуратуру рапорт, б.., подать… Десятые сутки, понимаешь… В общем – доигрался х@й
