её хозяева вновь тянули лапы к Сеамни, она вновь потребовалась им, правда, уже для чего-то нового. Для чего – Дану понять не могла, как и не понимала, откуда в ней эта уверенность. Наверное, так стоящий по колено в реке человек тщится описать словами свои ощущения другому, рождённому в жаркой пустыне, где вода – драгоценность, куда не ступают ногами. Сеамни именно «стояла по колено» в эманациях Белой Тени, вновь выползших из Разлома.
Почему-то она им очень важна. Одна-единственная из всех Дану этого мира. Почему?..
Ответ напрашивался сам собой. Потому что только она, одна-единственная из всех Дану этого мира, получила власть над Иммельсторном, оружием отмщения своей расы. Попадал он в руки и других, например, Седрика – но овладела Деревянным Мечом только она, Сеамни Оэктаканн.
Сейчас же её открытые глаза означали торную дорогу для посыльных врага: незримая конница врывалась через бреши глаз в сознание, помрачая его, орды хищных мародёров алчно рылись в её памяти, несмотря на все усилия Дану остановить и отбросить их. Не получалось. Козлоногие твари шли торжественным маршем сквозь неё, а она не могла пошевелить даже пальцем ни в настоящем мире, ни здесь, в обители кошмаров: дрожащая нагая пленница, отданная на поругание распалённым насильникам.
Так же как отданные тобой на муки и смерть от рук Дану былые сотоварищи по цирку господ Онфима и Онфима: Троша, Нодлик, Эвелин, Таньша…
Ты не отличаешься от нас, твердили бесчисленные и бесплотные голоса. После тебя на имперских землях осталась кровавая борозда, что зарастёт ещё ой как не скоро. Ты сама впустила нас к себе, дочь Дану.
«Лжёте!» – пыталась она кричать, но слова застревали в горле, и она давилась ими, задыхаясь в жестоком кашле. Давилась, потому что знала – призраки не лгут, откуда бы они ни явились и какому бы чудовищу ни служили.
Она действительно прошлась по Империи огнём и мечом. Невеликий отряд Дану обрёл в том походе истинную неуязвимость, а его враги, напротив, валились ему под ноги соломенными куклами, на которых новобранцы легионов отрабатывают приёмы с мечами и копьями. Она встретила Гвина, сошлась в бою с имперской армией… и оказалась в объятиях своего смертельного врага. Она дала ему имя. А потом…
А потом была Свилле. Неприметная речушка в восточном пределе великого государства, где железные когорты Василиска вдребезги разбили самонадеянные конные тысячи Семандры. Битва, в которой аколиты Слаша Бесформенного попытались совершить небывалое – вызвали в реальный мир, под яркое солнце то, что сказители поименовали бы «порождением ужасной бездны», «тварью из заокраинного Мрака».
Демон, как сказали бы слуги Спасителя. Othari, на языке Старших эльфов, «невозможное, возбранённое, запрещённое всем и вся». Othagiri, на её, Сеамни, родном наречии, где это слово означало уже совершенно иное: «страшное, ужасное, неодолимое». Однако значение «невозможное» ушло. Дану отвергали запреты старших братьев.
Отагири, демон. Почти что неуязвимый и непобедимый. Однако – именно «почти что». Она, Сеамни
