тут глаза у Лелика увлажнились.
Он быстро сбегал на кухню и хлопнул еще стопку, чтобы успокоиться. Потом внимательно посмотрел на бутылку, схватил ее с собой и побежал к дивану.
– Так вот, господа! – Лелик величественно взмахнул бутылкой. – Ваше признание моих заслуг – крайне лестно, но я вас уверяю, что высокая комиссия ошиблась. Не я, поэт, заслужил эту премию и мировое признание («Шум в зале, – подумал Лелик»). В полной мере ее заслужил только Бог! Именно Бог, потому что он водит моим пером, а я – только генератор («Нет, лучше сказать – трансформатор, – уточнил про себя Лелик») его Божественного Слова. Поэтому я благодарю высокое собрание, но вынужден отказаться от получения ста тысяч долларов, которые хочу передать… («Кому бы передать такую кучу деньжищ?») которые хочу передать обществу анонимных алкоголиков! («Бешеная овация в зале, все встают, – подытожил Лелик и перевел дух»).
За время этой краткой речи Лелик успел несколько раз приложиться к бутылке, поэтому пребывал уже просто в состоянии эйфории. Но тут внезапно он представил Наташу, которая смотрит по телевизору его выступление, доходит до места, где он отказывается от денег и произносит:
– Я так и думала. Лелик, ты всегда был – дурак-дураком!
Эта мысль его несколько расстроила, но корректировать нобелевскую речь уже не было сил. Тогда он решил позвонить Наташе и спросить ее мнения о подобном поступке нобелевского лауреата. Набрал номер, Наташа сняла трубку и сказала:
– Игоречек! Это ты, солнышко?
Лелик повесил трубку, и скупая мужская слеза как-то сама вскипела в правом глазу. Он некоторое время полежал, жалея себя и негодуя по поводу хамского поведения Наташи, а потом и не заметил, как заснул.
«Нас утро встречает прохладой…» неожиданно колоколом зазвенело у Лелика в голове, потому что как истинный поэт он на любое событие реагировал чем-то стихотворным. Сознание потихоньку выплывало из ночных кошмаров (Лелику почему-то снилось, что он женится на Фуфайкине) и начинало оценивать обстановку. Оказалось, что уже утро, а Лелик валяется на диване у открытого окна и замерз как цуцик, несмотря на изрядную долю горячительного, принятого накануне.
При воспоминании о горячительном Лелик помрачнел. В коньячной бутылке оставалось грамм 48, не больше. А без бутылки на рыбалку ехать не имело никакого смысла, потому что Серега был мужичком очень серьезным и подобного халатного отношения к делу не прощал. Но на рыбалку поехать очень хотелось, поэтому Лелик стал напряженно шевелить мозгами. Получалось, что как ни шевели, а единственный выход – это отправляться на поклон к Красюку. Потому что до отъезда оставалось буквально полчаса, а в магазин никак было не успеть.
Лелик встал, оделся, кое-как умыл помятое лицо и отправился к соседям. На звонок вышла Ирина.
– Ир, – сказал Лелик просительно, – ты мне бутылку коньяка не продашь? А то – во как надо, но в магазин уже не успеть. Я как вернусь через день, так сразу отдам.
– Э,
