ожидания и что сегодня, прямо сейчас, наступает полнота человеческого оживотворения этих пределов. Витиеватость приветствия вернула меня в магазин, где я отоварился дополнительно. Продавщица многозначительно на меня посмотрела.
Около дома нас ждали ещё трое человек. Завидя нас, стали прямо ногами разгребать дорожку к дому. Тоже трясли и сжимали мою заболевшую правую руку. На крыльце шумно топали ногами, оттряхивая снег. Крыльцо содрогалось.
Такой артелью ввалились в мои хоромы. В них уже было можно снять верхнее одеяние. Замороженные стёкла в окнах начинали сверху оттаивать. Пальто, телогрейки и шубы свалили в угол. Снова обменялись рукопожатиями. Я просил всех называть меня на «ты».
– Мы Господа Бога на «ты» называем, а друг с другом будем чиниться?!
– То есть вы, то есть… ты не чинодрал? Но как же, вы же…
– Не вы же, а ты же! – поправил я.
Аркаша распоряжался. Со двора тащили доски, клали на табуретки, получались скамейки. Два ободранных стола застеливали, как скатертью, очень приличными листками белой бумаги.
– Откуда такая?
– Да мы тут упакованные, – отвечал лысый человек. – Но ты им скажи: какая же это была империя, если центр кормил окраины? И императора не было: Сталин же не император, диктатор, да и то ещё вопрос.
Я даже растерялся:
– При чём тут империя, мы же выпить собрались. Прошу!
Зашумели, рассаживаясь. Севший на пол кричал, что так лучше, падать некуда.
– Мы тебе всё обустроим, – горячо обещали они. – Вешалку из карельской березы притащим. Дом же с вешалки начинается. Ты не думай, мы не пьяницы, но суди сам, как с нами поступили! И не работай, и уехать нельзя. И никакой связи! Тут запьёшь, не то что…
Аркаша отозвал меня в кухню, сунул стакан.
– Давай! За тя, за мя! А им налей по сто, по сто пятьдесят и выгоняй. Ну, ты – хозяин, твоя касса, я предупредил.
От старых хозяев остались треснутые чашки, толстые мутные стаканы, ещё оказалось, что у некоторых стаканы были с собой, так что хватило.
– Сами наливайте, – велел я, за что получил от Аркаши пинок под столом.
Запах сивухи заполнил застолье. Аркаша подставил мне посудину, как я понял, налитую из качественной бутылки. Этим он отличил нас с ним от основной массы.
– Обождите, хоть колбасу нарежу, – сказал я.
Но они дружно загудели:
– Да зачем ты, да что ты, да разве мы не едали, да и зачем ты на еду тратился, себе оставь, рукавом занюхаем.
– Поднимем стаканы да хлопнем их разом, – возгласил человек в кителе. – С новосельем! Да скроется разум!
– Да скроется и тьма! – поправили его.
– Во тьме скроется разум! – бодро поправился он.
О, тут народ собрался грамотный.
– Ты, солнце святое, гори! – И я вознёс свой гранёный кубок.
– Кустиком, кустиком! – кричал невысокий лысый бородач. –
