кофейным пятом посреди груди Вай-Вай. И это было опасно – я рванул девушку за руку и этим спас от травмы, причинённой упавшим вниз почти в тот же момент предметом кухонной утвари. Остатки горячего напитка окрасили кухню в коричневую крапинку, но ущерба личному составу не принесли. Я императивно стянул с Вай-Вай одежду, на которую был пролит кофе, и отшвырнул подальше.
– Эй! – завизжала она, но, наткнувшись на мой ледяной взгляд, застыла.
Я объяснился:
– Сваренный на земле Реком кофе может обладать свойствами разъедать текстиль и оставлять на коже химические ожоги. Платьице теперь на половые тряпки.
– Рек, а почему кофе, я же просил чаю, – вмешался в диалог Дивен.
– Ах, нужно было чай… – уныло протянул паренёк.
– Дивен, Вай-Вай, – обратился я к своей небольшой команде – ничего не поручайте Реку, когда он на земле. Не спрашивайте, почему. Просто запомните – и останетесь целы.
Из-за окон донёсся звук, однозначно свидетельствующий о том, что привезли реагенты.
– Ну, – ударил я в ладоши, – костюмы химзащиты – сами знаете где, одевайтесь и за работу. Рек, ты просто постарайся выспаться к завтрашнему утру. Править Лёгкой завтра, возможно, будешь ты. А возможно, править буду я, а ты – палить из пяти пушек. Посмотрим, как пойдёт.
Мы переоделись и направились в нашу импровизированную лабораторию под открытым небом – благо, не было ни облачка. Когда я спускался, к нам подошел посыльный из почтовой службы. Мне пришло два послания: одно письмо от Сайрики. Там были или извинения, или проклятия. Я знал, что письмо не о том, что она родила, потому что в таком случае мне писал бы Центр. Я не открыл письма – не мог пока вести с ней диалог иной, кроме мысленного.
Второе – от отца. Там я нашел небольшой прямоугольный свёрток с сургучовой печатью и моим именем на коричневой бумаге. Он прислал мне отложенный подарок. «Я обещал подарить тебе всё на свете, сын», – гласила сопроводительная карточка. В свёртке была упаковка цветных мелков.
Мы приступили к делу.
Глава 4. Черное небо белой ночи
В воздух мы поднялись в четыре утра. Распыление реагентов началось точно по графику, и к вечеру небо достигло нужного оттенка. Часов в шесть пополудни под нами в городе раздался оглушительный треск, который, впрочем, не был лишен некоторой мелодичности. Здания, одно за другим, стали отрываться от земли.
Они поднимались вверх, как воздушные шарики, прикреплённые к земле вместо тонких трогательных ниточек сверхпрочными цепями. Одни уходили выше, другие оставались ниже, но все они – все без исключения – стремились ввысь, стремились к верхней границе атмосферы, как привязанные к морскому дну буйки стремятся вырваться за пределы плена водной глади.
Тело покойника парило на большой платформе в центре поднявшегося вверх для прощального парада города. Я так никогда и не увидел
