и поныне не заросла. Андрей взял ладони женщины в свои и нежно поглаживал, бессознательно пытаясь передать ей своё тепло, поддержать, как-то утешить.
– Как ты смогла пережить это? Я не о боли в сломанных костях, к этой боли можно привыкнуть и облегчить медикаментами. Боль от разбитой вдребезги мечты и убитых надежд, как ты сумела её перенести? – негромко спросил Андрей собеседницу, заглядывая ей в глаза. – Всё, чем ты жила до семнадцати лет и чем собиралась жить последующую жизнь, вмиг рухнуло. Твой привычный мир исчез… нет, не так, хуже… он не исчез, просто тебе доступ в этот мир перекрыли, а другой жизни ты не знала. Я бы, наверное, покончил с собой, – глухим голосом закончил Андрей, нахмурившись и скорбно поджав губы.
– Я пробовала, – еле слышно призналась Клавдия. – Я не представляла, как мне дальше жить, что делать. Я то уговаривала себя, что жизнь продолжается, что жить можно и без балета, то впадала в чёрную бездну отчаяния. Однажды в такой момент безысходности я приняла душ, накрасилась, сделала причёску, выпила упаковку таблеток папиного снотворного и легла умирать, приняв красивую позу. Глупая, хотела умереть красивой, – Клавдия горестно усмехнулась. – Очень скоро мне стало так плохо, я сильно испугалась, но уже не могла пошевелиться, тело было как ватное. Меня охватила жуткая паника. Что я наделала! Я не хочу умирать! Господи, помоги мне, спаси меня, глупую! Я не хочу, я боюсь умирать! Мысли бешено метались в моём угасающем сознании. Я была в доме одна, помочь мне было некому. Я понимала, что скоро умру, но как же молодость и желание выжить сопротивлялись неизбежному!
Я перестала чувствовать своё тело и ощущать что бы то ни было, как будто меня поместили в чёрный ящик со звуконепроницаемыми стенками. Представляешь, в эту минуту, когда моя душа практически прощалась с телом и с этим, как говорят, бренным миром, мой мозг работал чётко и ясно, как никогда. Я поняла: люди, совершающие самоубийство, вовсе не хотят умирать. Нет! Люди, доведённые до отчаяния невозможностью исправить действительность или смириться с нею, идут на крайний шаг, и актом суицида как бы шантажируют Бога. «Уж на такое, то есть на моё желание проститься с жизнью, Он не сможет не обратить внимания, не пойти навстречу! Бог наконец поймёт, насколько сильно и мучительно я страдаю, и смилостивится надо мной. Он же всё может!» – думают самоубийцы на уровне подсознания. Они, как почти все люди, не верят в собственную смерть и боятся её, а потому наивно полагают, что Господь оценит всю глубину их отчаяния и пожалеет. И спасёт, и исправит, и выполнит…
Тут мой разум стал заволакиваться чернотой, мысли вязли и прилипали к этой черноте, как мухи к мёду. Почти потеряв сознание, я увидела возле себя размытый облик кого-то. Что было дальше – я не помню, знаю только со слов отца. Папа рассказывал мне потом: сидя на важном совещании, он вдруг почувствовал, что ему срочно нужно домой. Сердце его мучительно болело, отца охватила
