небом в алмазах —
Всё будет хорошо.
Tokio Hotel, Kings of suburbia©
Третий день пребывания музыкантов на острове выдался особенно весёлым и богатым на алкогольные возлияния. Дориан и Леон сняли для себя отдельные апартаменты, но заведомо знали, что будут жить вместе; когда они переступили порог бунгало, у обоих уже прилично кружилась голова. Шампанское имеет свойство её кружить, а именно его по большей части парни и пили, потому что отдых же, праздник!
Зайдя в спальню, Леон упал поперёк кровати на спину, свешивая голову с её края и смотря на перевернутое звёздное небо, обзор на которое открывало огромное панорамное окно во всю стену. От хмельных пузырьков, прыгающих в голове, небесные светила казались ещё ярче, подмигивали. Дориан лёг рядом с ним, но на живот, подпирая подбородок кулаками и тоже смотря в ночную чернь.
Какое-то время они лежали молча, затем Леон произнёс:
– Знаешь, это так странно, но я уже дико скучаю по Кайсе…
– Да, крепко ты на неё подсел, – усмехнулся младший и повернул к нему голову.
– Наверное…
Несколько секунд Леон молчал, затем тоже усмехнулся и добавил:
– Сейчас смотрю на небо и вдруг вспомнилось, как я постоянно так делал, когда не знал, где ты, и верил в то, что где-то там ты тоже смотришь на него… А теперь я снова смотрю на звёзды и тоскую, но уже по Кайсе. Забавно, да?
– Да, всё в этой жизни повторяется, – проговорил Дориан и перевернулся на спину, смотря в потолок. – И небо видело больше всего человеческой боли.
– Поэтично сказал…
Младший согласно угукнул и, прикрыв глаза и подумав немного, пропел:
Небо видело боль ста тысяч лет,
и мы не будем первыми, смирись.
Далёких звёзд к нам льётся мёртвый свет,
Но я верю в то, что под ним…
Но я верю в то, что ты где-то в этом мире есть
– Красиво, – сказал Леон. – Не забудь записать.
– Нет уж, не буду я петь песню, навеянную твоей тоской по Кайсе, её и так слишком много в моей жизни по твоей вине, – рассмеялся Дориан, Леон ударил его локтем в бок.
– Ты из-за своей ревности лишаешь нас хита, – ответил старший, тоже улыбнувшись.
– Мой хит. И мне его исполнять. Так что имею право, – горделиво отозвался Дориан.
– Не имеешь. Ничего ты не имеешь, – Леон пробежался по его рёбрам, щекоча.
Дориан перевернулся на бок, спиной к нему, и свернулся калачиком, прикрывая руками и ногами уязвимые места. В этот раз Леон не стал его долго мучить и, видя, что брат сдаётся, снова плюхнулся на спину.
Полежав так ещё немного, младший обернулся к нему и, убедившись в том, что опасность миновала, снова перевернулся на живот.
– А я уже почти решил согласиться с тобой и дописать эту песню, – проговорил он, – но после того, как ты снова надо мной поиздевался, точно
