которые никогда не могут объединяться в конкретных исторических объяснениях (критику см.: [Hexter. 1972; Groh. 1973. Р. 79–91; Gerstenberger. 1987]).
Хотя каузальность попирается случайностью, Рагги ясно размещает сдвиг от Средневековья к Новому времени между Ренессансом и Реформацией, указывая, что завершился он эпохой абсолютизма. То, что эта трансформация была осуществлена не ранненововременной Англией, а Францией XVII в., проясняется цитатой, заимствуемой Рагги у Перри Андерсона: «Эпоха, в которую распространилась “абсолютистская” публичная власть, была также эпохой, в которой быстро укреплялась “абсолютная” частная собственность» [Ruggie. 1986. R 143]. По Рагги, ранненововременная Франция была нововременным государством с исключительной территориальностью и внутренней иерархией. Здесь описание Рагги смыкается с общим консенсусом в теории МО, поскольку оно предполагает, что начало нововременных межгосударственных отношений связано с Вестфальским миром, который стал выражением и кодификацией этой ранее осуществившейся политической трансформации[32]. Хотя 1648 г. не возводится в ранг катаклизма и окончательного разложения изживших себя средневековых международных отношений, он признается в качестве «обычного маркера зарождения нововременных международных отношений» [Ruggie. 1993. Р. 167]. В его повествовании трансформация организации политического пространства явно относится к Ренессансу, а иногда даже к более раннему периоду, например к временам после Столетней войны [Ruggie. 1993. Р. 147]. Нововременное государство, по словам Рагги, «было изобретено ранненововременными европейцами. На самом деле, оно изобреталось ими дважды – первый раз в лидирующих городах итальянского Ренессанса, а второй – какое-то время спустя в королевствах севернее Альп» [Ruggie. 1993. Р. 166].
Смешивая абсолютистский суверенитет с нововременным, Рагги выделяет только один важный системный сдвиг от Средневековья к Новому времени. Поэтому он не способен увидеть, во-первых, что сама средневековая геополитическая система прошла через серьезные трансформации, и, во-вторых, что сначала она дала место ранненововременной абсолютистской династийной системе, которая затем сама претерпела значительную трансформацию, прежде чем приобрести явно нововременные атрибуты. Это сведение двух системных трансформаций к одной приводит к тому, что он не замечает особой природы ранненововременной системы династийных государств, к смешению Вестфальской системы с нововременной системой государств и к неспособности выделить и объяснить социальные процессы, которые определили возникновение последней.
Независимо от того, где именно впервые утвердились капиталистические режимы частной собственности – в Англии или во Франции, простого существования прав частной собственности недостаточно для объяснения множественности государств в нововременном геополитическом порядке. Хотя права частной собственности поддерживают отделение нововременной политической
Подобным образом, две другие конструктивистские теории не различают формирование ранненововременных государств Франции и Англии. Родни Брюс Холл (Rodney Bruce Hall) предполагает, что Франция и Британия XVIII в. являются вариантами одного и того же «территориально-суверенного» типа [Hall. 1999. Р. 100]. Касательно Вестфалии, он сначала заявляет, что в общем пространстве после 1648 г. государство уравнялось с собственной династией. Позже утверждает, что Соглашение стало толчком для кризиса династийной легитимации, заместив династийную легитимность территориальной, то есть raison d’Etat и «институтом современного государства» [Hall. 1999. Р. 60–63,99]. Курт Берч (Curt Burch), в свою очередь, предлагает конструктивистскую теорию современного суверенитета Англии XVII в., которая вращается вокруг дискурса прав частной собственности. Он считает, что подобные процессы происходили и во Франции XVII в. А это приводит его к разногласиям со стандартной теорией МО, предполагающей, что «Тридцатилетняя война на самом деле отмечает этот переход [от династийной власти к суверенному государству] на континенте» [Burch. 1998. Р. 89].
