огрызнулся Авдей.
Расторопная трактирщица уже успела наполнить штоф водкой и поставила его на стол перед отцом Иоанном и полицейским.
– Это для вас с монахом, Прохор Прохорович. Отдыхайте. Я сейчас еще маринованных грибков принесу. И картошечки отварной с варяжской селедочкой.
– Неси, неси, Филипповна, – благосклонно сказал полицейский.
– Вот, Ванька, как люди отдыхать должны! – вскричал Семен. – А ты раздразнил только. Кто без денег, тот не должен искать поблажки!
– Хоть бы на Рождество разговеться, – проговорил один из колодников. И обо шумно и горько вздохнули.
– Налей колодникам, хозяйка, – вдруг сказал Ванька трактирщице. – Страдальцы ведь.
– Налить не трудно. Платить, кто будет?
Ванька сдернул с головы шапку и бросил ее на стойку:
– Налей! Сил нет смотреть, как они слюну глотают.
Шапка была хорошая, отороченная мехом.
– А для меня, значит, шапки пожалел?!.. – зло проговорил Семен. – Ну, молись!..
– Им сегодня уже милостыни не достать, поздно, – попытался оправдаться Ванька.
Трактирщица покрутила шапку в руках, встряхнула и крепко прижала к пышной груди.
– Добрый ты, парень. Как перед смертью.
– Полста палок всего, – сказал Семен и ухмыльнулся. – Может, выживет.
– У тебя выживешь, как же! – Авдей подскочил к полицейскому. – Это барин еще пожалел Ваньку, всего полста палок велел отсчитать.
– За какую провинность? – поинтересовался Прохор.
– Так он книжки барские тайком таскает, – лебезил Авдей, стараясь угодить полицейскому, чтобы скрасить свою предыдущую оплошность. – Больно грамотный!
Трактирщица тем временем аккуратно спрятала шапку под прилавок и налила два по полстакана бело-мутного зелья. Ванька отнес водку колодникам. Колодники жадно выпили.
– Страшно, парень? – спросил один, утирая рукавом губы.
– Спина-то, чай, моя, не чужая.
– Ничего, обойдется, – успокоил Ивана второй колодник. – Тебя бьют, а ты в голос песни ори. От боли отвлекает, и шкура вроде без чувств становится.
– За какие-то паршивые книжки человека увечить… – покачала головой трактирщица.
Семен сидел напряженно, сжав кулаки, желваки на скулах ходуном ходили, в глазах ярость. Недопивший мужик в обиде всегда страшен. Кажется, тут бы и прибил Ваньку, да нельзя при полицейском.
– Может, и не изувечу еще, может, без оттяжки бить буду, – сказал. – Слыхал, что колодник говорит? Тешь меня, пой!
Ванька молчал.
– Пой! – грозно потребовал Семен. – Пой, может, уважу.
– Ты спой, парень, – сказал отец Иоанн. – Бывает, от песни души отогреваются.
– Не могу, монах; слова в глотке комом стоят.
И тут запели колодники: на голодный желудок полстакана
