и легче. Эла училась во вторую смену, и поэтому могла кое-что приготовить из еды. Младшие вечерами были дома, и Майя, раньше бросаемая на произвол судьбы, теперь стала находиться в обществе своей старшей сестры.
Письма от Бориса приходили редко, хотя теперь уже и регулярно. Наверно, он находился где-нибудь на спокойном участке фронта, думала Катя.
Волновало ее и раздражало то, что несмотря на ласковые слова, имевшиеся в этих письмах, внутренний дух их был каким-то чужим. Всем своим сердцем любящей женщины она чувствовала, что если Борька и не забыл ее совсем, а она была уверена в том, что он этого сделать не сможет, то он сейчас не один. Что около него есть какая-то другая женщина, которая занимает его чувства.
От этих раздумий над его письмами ей становилось обидно, и невольно ее письма становились более сухими и сдержанными. Она и так-то никогда не была способна бурно и страстно проявлять свое отношение к Борису, а под влиянием этих мыслей ее письма становились еще суше и прозаичнее.
А жизнь ее и детей, требовавшие все больше и больше забот, текла и приносила свои радости и огорчения. Последних, впрочем, было гораздо больше, но об этом из ее писем Борис узнать не мог.
Мы говорили как-то раньше о том, что еще в Краснодаре вся семья Алешкиных переболела малярией. В предвоенные годы малярия – этот бич Кубани, Краснодара и Северного Кавказа, свирепствовала, а настоящих мер борьбы с этим заболеванием применять еще не умели, да и материальных ресурсов для этого не было. Тяжелее всех перенесли малярию Майя и Нина, и если взрослые к 1940 году практически были уже здоровы, то малыши стали страдать хронической ее формой (которую большинство медиков отвергает, но она всё-таки есть). По приезде в Александровку, где это заболевание было одним из самых распространенных, Майя и Нина опять начали испытывать приступы болезни. Особенно ухудшилось их состояние после перенесенных волнений в период боев, проходивших за станицу, и немецкой оккупацией. Детишкам пришлось испытать длительное пребывание в сырых земляных щелях, предохранявших от осколков бомб и снарядов, пролетавших над станицей и взрывавшихся на ее улицах. Сказалось на них и постоянное недоедание, а при немцах и почти полное голодание.
Майя еще как-то справлялась с заболеванием, а Нина, имевшая более слабое здоровье, ведь в младенчестве она перенесла несколько раз воспаление легких, от приступов малярии не могла избавиться очень долго.
По возрасту осенью 1942 года ей предстояло идти в первый класс.
Но школа в это время не функционировала, конечно, не начались в ней занятия и с приходом фашистов. Но зато сразу же после их изгнания вернувшиеся и остававшиеся в станице учителя решили немедленно приступить к обучению ребят.
Основную часть школы разместили в одном из самых больших домов станицы – в доме Алешкиных. В полуразрушенном, полусгоревшем здании школы удалось приспособить для занятий только две комнаты. В них в две смены и занимались 5-7-й классы. Остальные
