по скачкам. Я развожу лошадей…
– Он распространяет билеты на тотализаторе, – выкрикнул кто-то.
– Букмекер, – сказал Финн.
– Но «торфяной учетчик» звучит солиднее, не правда ли? – спросил Келли.
– В самом деле! – ответил я.
– А вот Тималти, знаток искусства.
Я пожал ему руку:
– Знаток искусства?
– Я до такой степени насмотрелся на марки, что у меня теперь глаз наметан на живопись, – объяснил Тималти. – Вообще-то я почтмейстер.
– А это Кармайкл, который в прошлом году воцарился на местной телефонной станции.
Кармайкл, вязавший что-то на спицах, откликнулся:
– Моей жене нездоровится, она все никак не поправится. Да поможет ей Бог! Я дежурю здесь, по соседству.
– А теперь скажи нам, сынок, – поинтересовался Финн, – что тебя гложет?
– Кит. И… – сказал я, выдержав паузу, – Ирландия!
– Ирландия?! – вскричали все.
Майк разъяснил:
– Он писатель, увяз в Ирландии и не в состоянии понять ирландцев.
В наступившей тишине кто-то произнес:
– Мы и сами не понимаем!
Раздался хохот. Мистер О’Гейвин наклонился вперед:
– А чего конкретно вы не понимаете?
Майк вмешался, чтобы предотвратить хаос:
– Правильнее сказать – недооценивает. Пребывает в замешательстве. Поэтому я отправляюсь с ним на большую экскурсию по самым жутким местам и горьким истинам. – Он умолк и повернулся ко мне: – Ну вот и познакомились, сынок.
– Майк, вы пропустили одного. – Я кивнул на перегородку в конце бара. – Вы не познакомили с… ним.
Майк присмотрелся и спросил:
– О’Гейвин, Тималти, Келли, вы кого-нибудь там видите?
Келли посмотрел туда:
– Не видим.
Я показал:
– Ну вот же. Ясно как божий день! Человек…
Тут встрял Тималти:
– Послушай, янки, не нарушай вселенское равновесие. Ты видишь эту перегородку? Существует незыблемый закон, по которому всякий, кому хочется немного покоя и тишины, испаряется, автоматически превращается в невидимку, пустое место, ничто, как только окажется за этой перегородкой.
– Это факт?
– Во всяком случае, в Ирландии достовернее не бывает. То пространство, размером два фута на один, считается более сокровенным, чем исповедальня. Туда человек может уйти, если ему надо вскормить свою душу без лишних разговоров и суеты. Так что, каковы б ни были намерения, пока он сам не снимет с себя обет молчания, этот закут считается необитаемым – там никого нет!
Все закивали, гордясь словами Тималти.
– Молодец, Тималти. А теперь допивай свой стакан, парень, будь начеку, стой наготове, смотри в оба! – сказал Майк.
Я стал смотреть на мглу, которая клубилась, просачиваясь сквозь дверь.
– Зачем начеку?
– Затем, что
