набухают почки дружно
Ещё лишь будущей листвой.
Река, взбунтуясь, лёд прогонит,
Дохнёт теплом с ближайших гор,
И уж ни что не остановит
Зелёный яростный напор.
На белый лист прольются строчки.
Огня прибавится в крови
И вновь раскроются, как почки
Сердца для ласки и любви.
***
Вокзал ЖД. Гудящий рой народа,
Гармошка шпарит – и азарт, и риск,
На долгих три, мы это знаем, года
Нас провожает в армию Норильск,
И всё в обрез, у нас уже всё вкратце,
Уже от всех мы как бы за стеной.
Мы не мальчишки; нам по девятнадцать
Таким тогда был возраст призывной.
В расцвете самом, в юношеском блеске-
Норильск, ты помнишь тех призывников;
Филиппов, Волков, Маслов, Соболевский
И ваш слуга, и Вовка Бордюков.
Ребят, с кем в путь, пытаемся прощупать,
Нам надо знать – с кем хлеб делить и соль.
И пусть мы в штатском, нас уже не спутать –
Поскольку все пострижены под ноль.
И вот плеснулось, зычно – по вагонам
Я буду ждать, люблю тебя, держись.
Назад качнулась, поплыла с перроном.
Осталась там налаженная жизнь.
А поезд набирал всё больше хода,
И пусть ничто нельзя предугадать,
Но так хотелось думать, что три года
Нас, как прихода солнца, будут ждать.
Мелькали придорожные картинки,
Пустел с дорожной снедью чемодан,
А впереди маячила Дудинка
И где-то там, за далью, Магадан.
К Владивостоку, это лишь вначале,
В столыпинских вагонах часть пути,
А дальше волны двух морей качали
На ветхом, от Ленд-Лиза, либерти.
В твиндеках в пласт валило с непривычки
На смех, которым море – ремесло.
И впрямь куда-то к чёрту на кулички
Потрёпанное судно занесло.
Когда ж, а мы лишились дара речи,
В тумане берег скалами набряк,,
У тех, кто с юга, вздрагивали плечи
И был заметен каждый сибиряк.
Скалистый берег был суров и мрачен.
Гудок над бухтой жалобно дрожал.
В логах, меж гор, за лето не истрачен
Снег белизны нетронутой лежал.
К армейскому расписанному быту
Нам нелегко давался переход,
И чувствовалось, рядом Ледовитый
И берег чуждый за полоской вод.
Он нас держал, а мы его – в тревоге.
Чуть что и– грозной техники оскал,
И ротный был, как эти скалы, строгим,
И
