торопясь встретить отца, как только услышал раскатистое эхо, повторявшее в сводах купола его резкий, надтреснутый голос. Франческо Дзуккато с мягкостью, но упорством противился отцовской воле и в конце концов последовал по пути своего призвания. Он стал редко навещать старика, чтобы избежать раздоров, но относился к отцу со смиренной почтительностью. Спеша оказать ему должный приём, Франческо обтёр второпях руки и лицо, сбросил передник, надел шёлковый камзол с серебряной оторочкой – подарок одного из молодых учеников. В этом одеянии он был красив и изящен, словно щёголь-патриций. Но на его задумчивом челе, на губах, тронутых невесёлой улыбкой, лежал отпечаток вдохновенного труда и священной гордости художника.
Старик Дзуккато смерил его взглядом с ног до головы и, стараясь подавить волнение, насмешливо сказал:
– Послушайте, сударь, как же быть, с какого места любоваться вашими дивными творениями? Не будь они прикреплены к стенам corpore et animo[12], мы бы попросили вас снять кое-что; но вам лучше знать, что выгоднее для вашей славы, и вы разместили все свои произведения так высоко, что ничей взор до них не доберётся.
– Отец, – скромно ответил молодой человек, – самым прекрасным днём в моей жизни будет тот, когда эти слабые произведения заслужат вашу снисходительную оценку, но ваша суровость – препятствие более серьёзное, чем расстояние, отделяющее нас от сводов купола. Если бы мне удалось победить ваше отвращение, я бы с помощью брата непременно поднялся с вами на этот высокий дощатый помост, и вы единым взглядом окинули бы всю вереницу фигур, сейчас скрытых от вас.
– Кстати. где же ваш брат? – спросил старый ворчун. – Может быть, он соблаговолит спуститься со своих застеклённых высот, чтобы тоже приветствовать меня?
– Брат вышел, – отвечал Франческо, – иначе он, как и я, поторопился бы надеть камзол и пришёл бы поцеловать вашу руку. Я жду его с минуты на минуту. Как он обрадуется, застав вас здесь!
– Тем более он явится, как всегда, с песнями, навеселе, шатаясь, не правда ли? Берет набекрень, мутный взгляд. Что верно, то верно: мастер, улизнувший от работы, пропадающий в кабачке, – надёжный спутник. Уж он-то поможет мне взобраться на ваши помосты!
– Отец, Валерио не в кабачке. Он отправился в мастерскую: я послал его за образцами смальты – их сплавили нарочно для меня, ибо точные оттенки цвета подобрать очень трудно.
– В таком случае пожелайте ему от меня доброго дня, ибо отсюда до Мурано[13] целых два лье, и его застанет отлив. Ему, конечно, придётся выпить немало вина в компании с перевозчиками, и весло им нынче не так пригодится, как лопатка для жареной рыбы.
– Отец, у вас сложилось превратное мнение о Валерио, – волнуясь, возразил молодой человек. – Согласен, он любит развлечения и кипрское вино, но он трудолюбив. Он превосходный работник и все мои поручения выполняет с точностью и пониманием; лучшего и желать нечего.
– А вот и синьор Валерио! – крикнул
Телом и душой (
Мурано – пригород Венеции, славившийся производством художественных изделий из стекла и знаменитыми стеклоплавильными мастерскими.
