девицу. Она снова заказала выпивку и прямо-таки заходится от смеха, просматривая какое-то видео и тыча пальцем в экран мобильника в попытке привлечь внимание своей подруги барменши.
Снова опускаю взгляд на экран телефона. Иногда я заставляю себя смотреть на фото чужих детей. Это как сдирать корку, затянувшую свежую рану, – невозможно остановиться, пока не появится темно-красная, с металлическим отливом капля крови. Их много, этих фото: сначала огромные животы, в которых копошится новая жизнь; потом беззубые первоклашки с ранцами и в пиджаках не по росту; выходные на пляже: песочные замки, окруженные канавками, вафельные рожки на песке, выпавшие из неловких ручек. Обувь, выстроенная в ряд на коврике, – сначала большие туфли, потом маленькие башмачки.
И конечно, мамаши, тусующиеся на «Фейсбуке». Чтоб им провалиться. Можно подумать, это они выдумали материнство и изобрели вагину. Твердят самим себе, что не похожи на своих матерей. Ну, ясное дело: те ведь не едят киноа, не устраивают из своих волос черт знает что и не ведут собственный блог «Креативные идеи: чем занять непослушных деток младше пяти».
Подхожу наконец к захмелевшей девице. Теперь, когда внутри меня достаточно алкоголя, я чувствую себя увереннее, дрожь в руках унялась. Я встаю рядом и улыбаюсь. Она, пошатываясь, разглядывает меня с ног до головы.
– Не хочешь выпить? – весело спрашиваю я, как будто мы уже знакомы.
В остекленевших глазах промелькнуло удивление. До этого дамочка почти лежала на прилавке, но тут собралась с силами и приняла вертикальное положение.
– Ром с колой, – бросает она мне, напустив на себя прежний неприступно-развязный вид, и отворачивается, барабаня пальцами по стойке.
Пока я делаю заказ, она притворяется, будто ищет в телефоне что-то важное, а на самом деле просто беспорядочно тычет в один значок приложения за другим.
– Кстати, я Роб, – говорю я.
– Чарли, – отвечает она. – Но все зовут меня Чарлз.
– Ты отсюда?
– Из Камборна. – Она разворачивается ко мне. – Но сейчас живу здесь, у сестры.
Чарли украдкой зыркает на меня, думая, что я этого не замечаю.
– Ты, поди, и не слышал о Камборне?
– Там вроде руду добывают?
– Ага. Правда, это раньше было. У меня отец на Саут-Крофти работал, пока рудник не закрыли.
У нее сильный корнуэльский акцент: окончаний почти не слышно, отчетливое «р» в конце слов.
– А ты откуда?
– Из Лондона.
– Вон оно как. Славно.
– Ты была в Лондоне?
– Пару раз. – Она снова смотрит в противоположную сторону и делает глубокую затяжку.
Девушка моложе, чем я думал: у нее медного оттенка волосы и мягкие, почти детские черты. Лет двадцать пять, не больше. Есть в ней что-то неуловимо странное, нелепое, и дело не только в ее пьяном
