частях коридора.
Я не собиралась забиваться в угол и давить на их жалость – я буду бороться за освобождение и свою жизнь любимыми методами, которые только придут в мою голову.
Офицер ушел, забрав с собой воду и напоследок бросив: «Либо ты пьешь и ешь при мне, либо не пьешь вообще».
– Катись к черту, – выругалась я, вцепившись в собственные волосы.
Единственная роскошь, которую я могла себе позволить, – это сон. Хм… И туалет, который здесь был предусмотрен, но мало напоминал даже наш жуткий туалет на ферме без всяких удобств. Что ж, спасибо и на этом.
Меня не мучали страшные сны, каждая прожитая минута превратилась в один сплошной и нереальный кошмар.
Уже через несколько дней я осталась совершенно без сил. Вода была мне необходима.
Оглянувшись по сторонам, я убедилась, что никого нет и встала под тем местом, где вода протекала через потолок, и просто открыла рот.
Редкие, но свежие капли чистой воды скатились по моим губам, одаривая восхитительным чувством.
Это был первый раз, когда моя нижняя груба задрожала за несколько секунд до слез, которые мне удалось сдержать глубоко внутри.
Гордость. Это все, что у меня здесь осталось.
Слабость была настолько сильна, что через какое-то время я вообще перестала двигаться. Перестала задавать вопросы. Я просто сидела в углу своей пещеры, в провонявшей и прогнившей от сырости сорочке.
Мне было стыдно смотреть на собственную кожу – даже присматриваться не приходилось для того, чтобы обнаружить на себе скатавшиеся комки грязи и пота.
Я была отвратительна.
Так и погибну здесь.
Гас бы, наверное, даже не посмотрел в мою сторону, если бы увидел в таком состоянии.
Я вздрогнула, когда дверь резко распахнулась. На пороге я с ужасом обнаружила своего старого знакомого – Золотозубого.
Моего личного палача. Внезапно мне захотелось есть и пить – я бы с радостью приняла из рук того офицера что угодно, лишь бы вновь не видеть эту страшную рожу.
Очевидно, Джейсон не применил серьезных мер по устранению этого мужчины. Или этот загадочный «он» все же пощадил его.
Я заранее возненавидела главаря этой секты.
– Моя упрямая нимфа. Плохо выглядишь, – подметил Золотозубый, поставив ведро на пол рядом со мной. В его руках я заметила полотенце и мочалку. Тут даже моя гордость надломилась – я хотела этой воды, хотела помыться. Я хотела снова хоть на день почувствовать себя человеком.
Каждая клеточка на моем теле зачесалась от предвкушения – я собиралась принять эту возможность.
Для того чтобы держаться дальше, мне нужны хоть какие-то силы.
Я молча посмотрела на Золотозубого – куда-то сквозь него, стараясь придать своему лицу Равнодушие.
– Говорят, ты не ешь. Не пьешь. Не моешься, – заключил он, наслаждаясь своей небогатой речью. – Я пришел в надежде застать тебя здесь – страшную,
