20 тысяч он отдал маме, нужны же какие-то средства на первое время.
После всех этих странных событий Володя начал спешно пересматривать свою теорию по поводу везения и невезения. Наверное, у него действительно всё это время была чёрная полоса, а теперь наступила широкая белая. И сейчас в его жизни пошли сплошные «шоколадные зайцы», и ему всё поразительно удавалось. Да и внешне Володя постепенно стал меняться. Удачливость и достаток придали его движениям уверенность и вальяжность. Он стал носить более длинные волосы, которые красивой волной обрамляли его лицо. Володя даже подумывал: «А не отрастить ли этакую гламурную бородку?..» Его одежда приобрела роскошную небрежность и стильность. С пылкой, но ненадёжной любовью – Ириной – он всё-таки расстался. Но теперь Володино сердце больше не было разбито. Любовь как-то тихо прошла сама собой.
Володя был молод, умён, хорошо образован и начитан, без пяти минут как по-настоящему богат (он успешно вложил деньги в акции), нравился девушкам. Короче говоря, жизнь повернулась к Володе своей светлой стороной, вернее полосой.
Он почти и думать забыл о происшествии в аэропорту. Если бы не странный звонок посреди ночи, где-то через полгода после той стыковки в Схипхоле. Взволнованным голосом в трубку кричала девушка, на английском, с каким—то специфическим акцентом (возможно, австралийским?):
– Боб, это ты?! Где ты, Боб?! Боб…
И связь оборвалась.
На следующий день Володя пошёл в московское казино. Купил фишек, выбрал столик, где было не так много народу, и сел играть. Он поставил фишку на 36. Пока шарик с характерным звуком искал достойную лузу, Володя стал разглядывать игроков. Через три места от него сидел парень со всеми признаками явного неудачника: вытянутый свитер, недорогие часы, слегка затравленный взгляд исподлобья. Что-то неуловимо знакомое было в этом молодом человеке. Шарик остановился.
– Тридцать шесть, красное, – сказал крупье.
Половинки
Наша встреча была, наверное, неизбежностью. Он вычленил меня из толпы людей задолго до того, как увидел. Вернее он видел меня, но для него в тот момент я была лишь неясным цветовым пятном, к которому он инстинктивно потянулся. Как семена (которые бросаются в землю самым небрежным и разнообразным образом) всегда, в любом положении, корнями потянутся вниз, а хрупкими листочками вверх – ибо подчиняются неумолимому притяжению, – так и он, не задумываясь, потянулся к некому цветовому пятну, которым была я.
Да и я его сразу узнала. Не то чтобы я видела его когда-то – во сне или как-то ещё, – нет, но было в той встрече какое-то моментальное глубинное узнавание, словно родственник, о котором ты много слышала, но никогда не видела, наконец-то встретился тебе. И ты видишь в нём перемешанные черты твоего рода. Он не похож на дедушку
