закончилась бы конфузом.
– Раздевайся! – приказал он и стал расстегивать, то, что осталось от его комбинезона, как обычно глядя на меня неотрывно.
Я очень хотела сказать ему, как меня уже достали эти его придолбнутые команды, но вовремя осознала, что сейчас не время для споров. К тому же мое безмозглое тело отозвалось на эту грубую команду, как на изощренную ласку, воспламеняясь за один вдох, и даже мышцы глубоко внутри судорожно сжались, заставляя беззвучно ахнуть. Как, черт возьми, он со мной это делает? Почему это происходит? Я ведь не скучала по нему, наоборот, злилась, но вот он стоит, отдает команды и раздевается передо мной, и я бешусь, но какого-то хрена завелась с полпинка, внутри тут же полыхнул пожар, которому все равно, что будет топливом. Он просто начался, и ему нужно что-то пожирать, а остановить эту стихию некому.
Рамзин скинул одежду, тут же последовали и его разодранные на ягодицах боксеры, а я зависла, обозревая вред, нанесенный этому роскошному мужскому телу. Жуткие борозды, длинные и короткие, вспахивали его гладкую загорелую кожу повсюду. Темные гематомы и, мне действительно не показалось, самые настоящие следы укусов были повсюду. Хотелось разреветься от того, насколько болезненным это выглядело и отзывалось в моем собственном теле.
– Яна! – хлестнул Рамзин меня голосом, и я уставилась ему в его жесткую физиономию. И тут же увидела, что невольно прорвавшееся наружу мое сочувствие взбесило мужчину.
Его лицо было маской нестерпимого, яростного чувственного голода, и жалость моя сейчас была совершенно никчемной. Взгляд соскользнул к его треснувшим губам, по его резко вздымающейся от тяжелого дыхания груди, вниз к его бедрам и члену. Он стоял, прижавшись к плоскому животу, налившийся темной кровью, с отчетливо выпирающими венами. Смазка не просто выступила одинокой каплей, а стекала по стволу, будто он исходил желанием слишком долго. Никогда не видела ничего такого великолепного в мужском приборе. Ради бога, это ведь просто кусок плоти! Просто природное приспособление для воспроизводства себе подобных, который еще и может быть средством получения удовольствия. И чего уж врать, никогда не испытывала даже тени желания любоваться чьим-нибудь причиндалом или пробовать его на вкус. Но с самой первой встречи инструментарий Рамзина вызывает у меня нечто вроде ступора, каждый раз глаза будто приклеиваются. Я пялюсь на него, я хочу его трогать, я облизать его хочу! Я, которая в жизни не имела желания ублажить мужчину ртом, считая себя выше этого дерьма. И вот я стою и ловлю себя на том, что невольно провожу языком по зубам и всасываю нижнюю губу, представляя, каким он может оказаться на моем языке, как будет заполнять мой рот, упираясь в горло. Видимо, мое рассматривание переполнило чашу терпения Рамзина, и он, издав низкое горловое рычание, втащил меня в душевую кабину и включил воду. Она в первый момент была ужасно холодной, и я заорала, награждая этого идиота самыми «лестными» эпитетами.
