площадь Фюрстенберг, потому что она кажется мне очень романтичной. Только она и высвечивает моего Рикардо в каком-то ином измерении. Уверена, что ночь довершит остальное…
Ну, я побежала… Письмо оставляю как есть, незаконченным, а вернувшись, расскажу тебе, как будто ты здесь и ждёшь меня в нашей спальне. Как будто ты и не уезжала вовсе…
Та же – той же
Позднее
Я туда не пошла!..
Думаю, что больше не посмею ему позвонить. Понимаешь сама, что он не поверит мне, если я скажу, что это не моя вина. Ну и ладно!..
Как мне хочется, чтобы ты была здесь. Сейчас почти четыре утра. Мне так и не удалось заснуть. Я не знаю, как тебе кое о чём рассказать. Узнай мои родители только, что я рассказываю тебе обо всём, что не должно выходить за пределы их спальни, – страшно представить себе, как бы они рассердились.
Мама беременна. Ей тридцать девять. Она не хочет ребёнка. Решила избавиться от него. Папа против. Он говорит: ребёнок – это всегда благословение Господне. Он отказывается отпустить её в Швейцарию. Потому что убивать ребёнка – это против его самых глубоких убеждений и, разумеется, его веры. Они наговорили друг другу ужасных гадостей, не хочу даже их повторять тебе. Но думаю, что мама по-настоящему несчастна, а папа ведёт себя так, будто всё, что она говорит, не имеет значения. Потом я пришла повидать Фаншетту. Она шила, как и каждый вечер, и слушала радио, тихонько потрескивавшее рядом с ней. Знаком показала мне: входи. И, ни слова не говоря, вскипятила для меня горячего молока с мёдом, как делала, когда я была маленькой.
– Ты знала, что она, то есть мама, ждёт ребёнка? – наконец не выдержала я.
Она кивнула. И сразу опустила глаза к своему шитью.
– А что у отца есть любовница, ты тоже знала?
Она и глазом не моргнула. Ну ещё бы! Ты знаешь её – уж она-то никогда не скажет о папе ничего плохого: во-первых, потому что он мужчина, а во-вторых, он ведь сын бабушки, а её она так боится.
Я чувствую себя маленькой дурочкой!
Начинается новый день, сырой, серый. Запах опавших листьев поднимается прямо к моей спальне, и мне хочется плакать. Но я не заплачу, нет. У меня чувство, будто весь мир затопила ночь и меня некому утешить.
Ответь побыстрее,
Письмо 5
Магда – Сюзанне
Берлин,
10 октября 66
Моя Сюзанна!
Твоё длинное письмо получено. Спасибо. Отвечаю сразу же. Только вот не знаю, что сказать. Мне больно представлять, как ссорятся дядя Максим и тётя Ильза. Это они-то, никогда не повышавшие голоса друг на друга! Тебе не стоит осуждать их. То, что ты подслушала, тебя не касается. Ты слишком любопытная. Даже если тебя рассердит то, что я говорю, – ты сама знаешь, что я права… Да я и уверена, всё у них уладится.
В Берлине всё спокойно. Тихо.
