Кирп улыбнулся, подумав о том, сколько раз Силу пришлось поскандалить с отцом, чтобы выбить разрешение на покупку, столь вопиюще нарушающую сложившийся веками жизненный уклад.
– Кирп, да что там мобиль! – Кричал Сил, лихо выворачивая руль то вправо, то влево. Автомобильчик легко проходил крутые повороты засыпанной мерцающими камешками дороги. – Гранит выпросил у отца телевизор, даже не поверишь – жуткохрусталлический! Такой экран – закачаешься. Всё как живое показывает! Ты же знаешь, Гран – папин любимчик, собственно, он мне очень помог выбить разрешение на покупку моего мальчика, – тут Сил с любовью погладил дверцу кабриолета и нажал на клаксон, спугнув стайку летучих мышей. Кирпачек проследил взглядом за улетающими грызунами – одними из немногих животных, каких ещё можно было встретить в провинции. – Телевизор – это вещь! – продолжал восторгаться брат. – Теперь у нас по вечерам собираются все – сразу после проповеди преподобного Лудца. Знаешь, смотрят сериалы. А по мне, – тут брат лукаво подмигнул Кирпачеку, – а по мне, так нет ничего лучше втихую, когда родители спят, посмотреть пару-тройку хороших Лохавудских фильмов. Это что-то, – тут Сил тяжело вздохнул и с неприкрытой завистью в голосе сказал:
– Живут же люди, а мы здесь… как кентервильские порося, в навозе…
И он замолчал, что было, в общем-то, не свойственно этому весельчаку и балагуру.
Кирпачек тоже молчал. В предвкушении встречи с родными он и забыл, как всё плохо в Чертокуличинске. Забыл, какие невероятные усилия приложил сам, чтобы вырваться из этого сонного патриархального мирка. Кирпачеку всегда хотелось летать, а жизнь в Кентервилле вообще, и в Чертокуличинском поместье графа фон Гноря в частности, напоминала удава, ползущего по стекловате. Медленно, трудно, больно – но так же привычно! Эта жизнь вообще не рассматривала полёты: будь то полёт фантазии, полёт души, или – самое страшное для чертокуличинской жизни – полёт мысли.
Дорога пошла вверх, серпантином обнимая невысокую горку, на вершине которой стоял замок, тремя шпилями полуразрушенных башен бросая вызов оставшемуся в стороне двухэтажному городку. Родной дом бывшего студента и родовое гнездо единственного в Чертокуличинске аристократического семейства. Церковь Святого Дракулы тоже находилась на территории поместья, что добавляло престижа и церкви, и пастору Лудцу. Кирпачек вспомнил уроки, которые проводил преподобный Лудц в ледяной, продуваемой сквозняками, классной комнате, и поморщился.
Сил ещё раз вздохнул – и широко, во весь рот, улыбнулся. Красное солнце сверкнуло на его белоснежных клыках, заплясало в круглых, без какого-то намёка на ресницы, глазах. Силик был вспыльчив, но отходчив, мог погрустить, но не долго. Ему вообще было не свойственно уныние.
– Слушай, Кирп, я уеду отсюда. В Лохавуд уеду, – сказал он и Кирпачек понял – он действительно уедет. Речь младшего брата была полна решимости. – Знаешь, я смотрю фильмы – и чувствую, что не могу здесь больше. Только отцу не говори,
