дохнуло —фрицы убавили пыл…
А завьюжило, задуло —
раж, как «буржуйка» остыл…
Немцы устроили быстро
«новый порядок» вокруг.
Не подпускали на выстрел
к комендатуре… И, вдруг,
всех постреляли, зачем-то,
бедных дворовых собак…
Видно, спокойнее немцам
было без лая… За так
брали из хат, что хотели…
Как же? Хозяева, мля…
Спали на мягкой постели…
(Лучшей постелью земля
стала бы этим паскудам…
Но на штыки не попрёшь…)
…Жили под гнётом и спудом —
не убежишь, не соврёшь,
что заболел, и не можешь
выйти работать… Удел
был каторжанского строже:
если не вышел – расстрел!
Каждое утро, в семь тридцать,
(хоть на часы не смотри)
гнали всех вешкинцев фрицы
строем, в колонну по три,
строить склады для снарядов —
мёрзлую землю долбить,
и под накатом в три ряда
полок ряды городить.
Тех, кто устал или падал,
тяжестью сбитый бревна,
тут же на улицу, гады,
гнали… От крови стена
бурою стала за время
стройки проклятой… И как
вынести тяжкое бремя,
коли беснуется враг?
Ранней весенней порою
стали снаряды возить…
В каждой машине – с горою!
Вешкинцев гнали грузить,
и разгружать, и укладку
бережно очень вести…
…Видно фашистам не сладко
зимушку было снести,
что завезли под завязку,
чтобы с весны воевать…
…Только забыли про сказку —
смертушки не миновать
всем, кто нагрянул на нашу
землю с огнём и мечом…
…Русскому дьявол не страшен,
русскому чёрт нипочём…
Так шандарахнуло ночью!!!
Сразу не взяли и в толк…
На километр, воочию,
ринулся огненный столб
в небо безлунное… Крыши
в Вешках к чертякам снесло!!!
Яркие искры, всё выше!!!
К дальним лесам понесло
ветром огромное пламя —
грозный, бушующий вал…
…Словно советское знамя
сызнова кто-то поднял…
Люди шептались, не веря,
что партизаны пришли,
и что фашистского зверя
ранить так смело смогли…
5
Горе… Военное горе
Входит со стуком и без…
В Вешки нагрянула вскоре
зондеркоманда СС…
Вместе с фашистом явился
Харин (!!!)
Неужто живой?!
Как же он не удавился?!
Был же, паскудина, свой!!!
Глякося! Переродился
Харин… Хоть смейся, хоть плачь…
…Вот и фашистам сгодился,
проклятый в Вешках, палач…
Сбились
