апреле 2017 года Марш за науку, проведенный в Вашингтоне в знак протеста против развязанной администрацией Трампа борьбы с наукой, перерос в четыреста с лишним маршей в более чем тридцати пяти странах: участники демонстраций выражали солидарность с коллегами в США и вместе с тем озабоченность статусом науки и рационального знания в собственных странах{70}. Принятые правительством США решения по глобальным проблемам, в том числе о выходе из соглашения по климату, произвели эффект домино по всему миру, отразившись на совместных предприятиях и научном сотрудничестве, на общих усилиях в поисках политического выхода из грозящих нашей планете кризисов.
Британские ученые озабочены тем, как Брекзит скажется на университетах и исследовательских центрах Великобритании и сохранят ли британские студенты возможность учиться в Европе{71}. Повсюду, от Австралии до Германии и до Мексики, ученые встревожены распространяющимся трендом обесценивать науку, факты и независимую экспертизу. Врачи Латинской Америки и Африки удручены фейковыми новостями о вирусах Зика и Эбола: СМИ распространяют дезинформацию и страх.
Майк Макферрин, студент-гляциолог из Кангерлуссуака (в этом гренландском городе проживает пятьсот человек), сообщил журналу Science, что у местных жителей есть вполне конкретные причины волноваться по поводу глобального потепления, ведь подтаявший ледник только что снес местный мост. «Тех, кто громит науку, я бы сравнил с людьми, которые мчатся по шоссе, не включая фары, – сказал он. – Едем мы быстро, и многие не желают видеть, что впереди. Но мы, ученые, и есть фары»{72}.
Одно из самых пугающих свидетельств о том, как быстро «власть разума» – вера в науку, гуманизм, свободу и прогресс – сменяется ее полной противоположностью, «террором и массовыми эмоциями», оставил миру австрийский писатель Стефан Цвейг в своих мемуарах «Мир вчерашнего дня»{73} (1942). Цвейг стал очевидцем двух мировых катастроф: Первой мировой войны и, после краткой передышки, восхождения Гитлера к власти и сползания мира во Вторую мировую войну. Цвейг писал свои мемуары, желая, чтобы в памяти будущих поколений – и, как он надеялся, в предостережение им – осталась эта повесть о двукратном самоубийстве Европы, о чудовищном «поражении разума» и «триумфе варварства».
Цвейг писал о своем детстве и юности, которые прошли в ту эпоху и в той части мира, где чудеса науки, победа над болезнями, возможность «человеческому слову за мгновение облететь земной шар», казалось, сулили неизбежное торжество прогресса, и даже такие жестокие проблемы, как бедность, «уже не казались непреодолимыми».
По воспоминаниям Цвейга, поколение его отца воспитывалось в оптимизме (не напомнит ли это некоторым читателям о надеждах, охвативших Западный мир после падения Берлинской стены?): «Они искренне полагали, что границы и разногласия между нациями и вероисповеданиями постепенно сотрутся во всеобщем человеколюбии, а стало быть, всему человечеству суждены мир и безопасность –
“Marchers Around the World Tell Us Why They’re Taking to the Streets for Science,”
“How Will Leaving the EU Affect Universities and Research?”
“Marchers Around the World Tell Us Why They’re Taking to the Streets for Science.”
Stefan Zweig,
