style="font-size:15px;"> – Расскажи, деда.
– Да что рассказывать… Память слаба стала. Хуже нету… А Потемкин любил твово батюшку. Сам его в полковники произвел, сам ему и наставления давал.
– Какие наставления?
– А вот, пример, говорит он ему: «Слышь-ка, братец, трус ты или не трус?» – «Думаю, нет», – отвечает твой отец, – «А даже ежели не трус, то укрепляй свою смелость частым обхождением с неприятелем». Во как!
– И что?
– Что-что, укрепляли… На нашу долю хватило. Воевал твой отец под началом у Кутузова, знаемо, хорошего енерала. В другую войну даже наградили его шпагой, эфес золотой, а на ней нацарапано – «За храбрость». Сам чистил клинок. Помню…
Дед, вдруг, закрыл глаза, как будто заснул, и чуть ли не захрапел.
– А еще расскажи, дедушка Ипатий…
– Далее рассказывать – мало интересного. Времена другие и люди другие. Хлебнули и мы горя.
– Как же?
– На Кавказе воевали. Там как раз братец твой Александр на свет и народился, дай ему Бог здоровья. А при императоре, при Павле, всех прежних командиров стали менять на других. Тот, кто пороху не нюхал да выслужиться хотел, тот и стал командовать. И отца твоего исключили со службы. Отправились мы домой, будто ничего с нами прежде и не было. Так и сидели на домашних харчах. А я вот с тех пор с энтой самой лавки и не слазил. Стар стал, к службе не годен. Уж и помирать скоро…
– Не-е, дедушка, ты не помрешь.
– Да ну, – усмехнулся Ипатий. – Как это?
– Нельзя без приказа-то. Ведь батюшка в отъезде, приказать некому.
– Ну, насмешил. Смерти не прикажешь… – Ипатий улыбнулся беззубым ртом. – Тебя, чай, уж ищут. Снова Маше, няне твоей, попадет.
– Я мигом назад. Прощай, дедушка…
Николенька вскочил, и, что есть сил, побежал обратно. Окно было отворено, он влез на подоконник и спрыгнул на пол. Мосье Тильон заворочался на диване, открыл один глаз.
– Внимательней, внимательней надо читать. И поменьше стоять да в окна глазеть.
– Там кто-то приехал…
Действительно, по дороге к усадьбе подъезжала коляска. Вот она остановилась, из нее вышел офицер. Он что-то сказал кучеру и стал подниматься по ступенькам к парадному входу.
– Где? Кто приехал? – Мосье Тильон подскочил и принялся складывать подушки. – Урок на сегодня закончен.
Николенька быстренько собрал перья и книжки, и, не спрашивая разрешения, вприпрыжку побежал в залу.
Софья Алексеевна Раевская, урожденная Константинова. С картины В. Л. Боровиковского.
Матушка за столом читала бумагу. Рядом сидел приехавший важный офицер.
– Ты должна ответить ему, что это никак невозможно. Что за блажь такая! – сердито говорила Екатерина Алексеевна.
– Не знаю, дорогая, как поступить. Но раз просит Николай Николаевич, отказать не могу…
– Да неужто прямо так вдруг и сорвешься?
