великокняжеского.
Огорчился Василий на отца и более ничего в тот день не молвил. А стареющий государь выбрал черноокую Соломонию, старшую дочь безызвестного Юрия Константиновича Сабурова, писца Обонежской пятины Новгородской земли. Невеста была умница да красавица, мастерица да набожная в вере своей, да только не полюбилась она Василию, все о другой тосковало сердце его. Думал поначалу слюбится-стерпится, но минуло время, а Соломония так и не стала близкой ему.
Подумал-вспомнил великий князь о почившей матери своей Софье Фоминишне: уж она бы уговорила отца отдать сыну в жены юную Марию Петровну – княгиня всю жизнь имела власть над супругом. Ранее Василий мало думал о матери, когда жил рядом с ней, а ныне с раскаянием и неведомой теплой грустью в душе понял, как ее теперь ему не хватает.
Долго еще сидел он в молитве, пока не догорела последняя свеча. Устало поднявшись, прошел к ложу, там уже спала Соломония, и за это все – что она не спрашивала ни о чем, не плакала за отказ его – вот только за то был он ей безмерно благодарен.
3. Пушкарный двор
Василий Иванович быстрой молодой походкой поднялся по винтовой лестнице к длинному проходу Кремля под небом, прошел мимо ряда стрельцов и резко остановился, приблизившись к кирпичной кладке между бойницами. Холодный зимний ветер бросал в лицо хлопья снега, рвал, взвывая ввысь, подол соболиной шубы, гудел в щелях стен каким-то низким, зловещим стоном. Глаза государя устремились вдаль: здесь, на Кремлевской стене вся Москва виделась как на ладони. Там, за Лобным местом, за храмами и церквями становилась сама жизнь, большие, широкие терема бояр сменялись домами людей служивых, далее шли посады стрельцов и приказчиков, а уж за всем этим – по другую сторону, за торговыми рядами, ютились жалкие лачуги простого люда, неприглядно смотревшиеся на фоне двухярусных хоромин государевых людей. Бояре те в последнее время принялись обновлять дома свои: ломали старые деревянные, а на их место возводили крепкие каменные, изукрашивали их столбами да росписями, разбивали на землях своих сады да парки. Да, сильно переменился город в последние несколько лет. Начавшееся строительство еще при Иване Васильевиче пока не завершено, и посему сыну его предстоит поднять-возвеличить Москву над иными городами, не дать ей упасть-прогнуться под непокоренными Псковом, Рязанью, Казанью.
Глаза прищурились, взглянули далеко – за реку Неглинянную, за посады и крестьянские избы туда, где поднималось солнце, озаряло прибрежные холмы и леса серебристо-голубым светом. Вновь подул ветер, сорвал снег с одной из бойниц, взвыл их легким пухом над головой и унес в зимнее пространство.
Где-то за спиной раздались торопливые шаги – всё ближе, ближе приблежались. Василий Иванович обернулся, напустил на себя грозно-величественный вид. К нему приблизились князь Иван Воротынский да боярин Иван Берсень-Беклемишев – муж тонкогог ума и хорошо
