с позором слазят, и в игру вступают третьи… Ничья – это если все занимают места по порядку, но такое бывает редко, ведь в команде слонов не больше трёх, а ребята играют пятёрками.
Маленький Захар в своей команде всегда прыгает первым – осваивает сальто и опорный прыжок, но ему больше нравится в лошадки. Не в простые лошадки, как все пленные со шнурком, а особые. Они бывают детскими, когда объезженным франкам со шнурком сначала связывают за спиной руки и завязывают глаза, пацаны запрыгивают на закорки, ну и конный бой – кто из пятёрки не вылетит «из седла»?
Взрослая лошадка – такой же дядька, но без шнурка, обоснованно не желающий, чтоб на нём ездили. Каждый охочий до острых ощущений штрафник кидает в шляпу монету за попытку это сделать.
Так маленькие сквалыги уже отказываются кидать в банк, если честный смертник громко не заявит, что не участвует! Приходится нам играть в очень взрослые лошадки у деда Паши и деда Коли – просто очень злой француз в очерченном кругу, не связанный и без повязки на глазах. Часто с дубиной.
Я и Плюш играем только друг против друга. Для нас задача не запрыгнуть, а удержаться двухминутные склянки, ставка – гинея. И лошадка все две минуты должна оставаться на ногах, а то Плюш, типа самый умный, первого своего вырубил и присел сверху, как будто так и надо!
Все решили, что это нечестно – лошадь вырубать. А когда мой со мной через фальшборт сиганул, топиться собрался, мне выигрыш засчитали потому, что когда он тонуть передумал, остыл в воде, и его обратно на верёвке затащили, я так на нём и висел – из принципа, не подумайте, что от вредности.
Штрафнята делают на нас ставки, родео им, блин, всё бы глазеть на глупости, нет бы делом занялись!
Французы быстро смекнули, что делать. Зря я пренебрежительно о них отзывался, чёрной работе поголовно предпочли побои – не рабы. Стали подключаться на авралах. Такое поведение поощрялось досрочным завершением «игровой» вахты, снимали с лошадок шнурки. Только куда им возвращаться, в трюм? Да не хотели они в трюм!
Однажды первый сказал «Служить» и остался на палубе. Его примеру вскоре последовали все. Вопрос «Сколько?», вроде бы, более ожидаем от лягушатников, но они за оплату ни гу-гу – ладно, потом разберёмся.
На «Д’Артаньяне» нам посчастливилось захватить живьём и не довести до самоубийства почти всех её матросов-пушкарей. Повезло – серьёзные мужики, даже суровые порой, вскоре заговорили на ломанном английском. – Некогда нам, отстаньте, займитесь делом!
– Ага! Сами раззадорили, а теперь отстаньте?! А что у вас за дела? С парусами всё ясно, спасибо, а пушки? Ах, чистить и заряжать, потом наводить и стрелять по команде! А куда?
Вот тут они честно признались – им абсолютно безразлично, куда они стреляют, потому что, вообще, стреляют не они, а пушки и капитан! Капитан задаёт возвышение, заряд и даёт команду «залп», просто ему с мостика видней, а в узкие и низкие орудийные порты ничего не разглядеть,
