хочу разбудить Милу, ей и так несладко приходится из-за моих ночных полетов в ванную. Когда от тошноты желудок связывает узлом, последнее, о чем ты думаешь, так это о собственном топоте и с какой громкостью хлопаешь дверьми.
– Привет, – отвечаю родительнице, открывая окно, чтобы вдохнуть немного свежего утреннего воздуха, еще хранящего ночную прохладу. Мне нужны силы для этого разговора.
– Привет, Кусяндрик, – щебечет мама.
О-о-о… Мое ненавистное прозвище. Если Никуся я еще могу выдержать, то этот Кусяндрик… Б-р-р… И зачем было выбирать ребенку такое короткое имя, чтобы потом извратить его, придумав нечто длинное и отвратительное?
– Как ваши дела? – спрашиваю, делая вид, что не заметила ее обращения, и присаживаюсь на стул, подперев кулаком висок. Что-то голова какая-то тяжелая. Наверное, слишком много мыслей.
– Хорошо. Папаня уехал в рейс на неделю, а я иду на работу. Сегодня Галочка открывает лавку, так что я успела управить хозяйство и полить клумбы.
И начинается рассказ об уточках и розах. О поздней весне. О том, что у папы был сломан Камаз, но вчера привезли и поставили какую-то важную деталюху, и он наконец-то поехал за свеклой. Мама рассказывает, как дела у всех наших знакомых и не очень. Работая на рынке продавцом овощей, да в принципе любым продавцом, будешь знать все и обо всех. Иногда даже больше, чем нужно.
– Когда ты приедешь в станичку? Я ждала тебя на этих выходных, но ты все молчишь. Уже почти два месяца дома не была. Ника, имей совесть! – мама пытается говорить строго, но я слышу улыбку в ее голосе. Как же сильно я ее люблю.
– Я не знаю. Прости… Учеба, ты же сама понимаешь, – сердце вновь набирает ритм, предчувствуя, что сейчас настанет тот самый момент.
– Ника, в чем дело? Ты ничего не хочешь рассказать мне? Марк? Он обидел тебя?
– Мы расстались, мам.
– Почему ты молчала? Милая… Вот же засранец! Папке скажу, он ему…
– Не надо, пожалуйста. Это ничего не исправит. Он меня не любит, а если так, то какой смысл?
– Не любит? Как такое сокровище можно не любить? Ты самая прекрасная девочка на свете. Умная, добрая, милая…
Хоть для кого-то я сокровище. Мамины слова живая вода для любых ран.
– Мам, – сдерживаю рыдания, но предатели-слезы уже бегут по щекам, – я беременна.
Тишина. Слышу только ее тяжелое дыхание и шаги. Господи, о чем я думала? А если сердце прихватит? Нельзя было говорить по телефону.
– Мамуль? Ты там как? Слышишь меня? – вскакиваю на ноги, чувствуя необходимость сделать хоть что-то. – Мама!
– Я здесь. Здесь, – голос очень слабый. – Какой срок?
– Восемь недель.
– Акушерских?
– Да.
– Токсикоз?
– Замучил уже. Как и с едой, три раза в день.
– Как и у меня было с тобой, –
