или осмотрительно помалкивали, и Алексея снова обдало взволнованное пружинистое напряжение, которое все последние месяцы ходило рука об руку с людьми. Настороженным, по-охотничьему чутким слухом Алексей улавливал обрывки слов, точно выдохи, разговоры о новых бомбежках, наступлении и пропавших солдатах, о новом наборе в армию. Невнятные, скользкие фразы сливались в единый, полный глубоко зарытым страхом шорох, который гудел в толпе словно эхо далекого фронта. Эта непонятная война шла уже так давно, что к ней привыкли, как к снегу зимой, и мало кто уже помнил почему и с чего она началась.
Все чего-то ждали, и было ясно, что это связано с войной. Пробравшись к дороге, Алексей увидел, как из-за дальнего поворота на перекресток выдвигается Крестный ход.
Это было редкостью в их местах. Поговаривали, что по войне решалось что-то в эти дни, и церковь звала молиться за прекращение междоусобицы – как говорили на службах. Алексей смотрел на ход без каких-то особых чувств и мыслей, вполне равнодушно, лишь глядя как устроено действо.
Впереди шли два священника в торжественном облачении. Один, лет шестидесяти, с широкой бородой с проседью, другой сильно моложе, с короткой густой бородкой, аккуратно стриженной. Пожилой священник был хмур, смотрел под ноги, обеими руками держал за древко большой крест. На трех его оконечностях были изображены святые лики. Алексею особо запомнились изображения ликов, словно приставленных к оконечностям креста.
Молодой священник чистым светлым выражением смотрел на окружающих открыто и добро, чтобы все могли прочесть на его лице, что он хотел сказать. Прижав к груди, в руках он нес старинное Евангелие в окладе. Церковнослужителей в окрестности было немного и потому иконы святых несли прихожане. Завершая процессию, еще двое священников несли иконы Богоматери и Спасителя.
Когда ход поравнялся с Алексеем стих шорох перешёптываний, все смокли и смотрели на священников с крестом и Евангелием. Тогда стала слышна песня, которую сильным грудным голосом зачинал молодой священник, старый же пел словно для себя одного. За ними подхватывали идущие вслед миряне с иконами низшего чина. Пели тихо, не совсем едино, но слова разобрать было можно:
Соединив в Cебе две природы неслиянно,
Ты показал на горе Фаворе / уголь горящий Божества,
Сжигающий грехи, но души просвещающий,
И тем изумил Моисея с Илиею / и верховных учеников…
Алексей наблюдал за собой и своим отношением к Ходу – почувствует ли что? Он рассматривал Ход, слушал песню и не ощущал в себе чего-либо, что, наверное, следовало ощущать православному верующему или воцерковленному. Внутри его было покойно и недвижно, чувства присмирели, как окружающие его горожане.
Только раз, посреди хода, Алексей вздрогнул. Вспомнил, что в рюкзаке за спиной ружье. Он не мог
