конфетами. Так что находил всякие лазейки. Он раздобыл себе белый врачебный халат, кроме халата, проникнув в здание госпиталя, надевал на ноги синие пленочные бахилы. Про себя Юрий Борисович называл халат и бахилы маскировочными средствами, а угощение охраны, сестричек и других столь же важных особ – мерами оперативной маскировки и прикрытия. Даже с начальником отделения Николаем Петровичем, интеллигентнейшим человеком, умным и образованным, сумел подружиться. Новикова Николай Петрович не выгонял из отделения, когда тот, как разведчик в тылу врага, попадался контрразведке в лице строгой, холодной и значительной, как снежная королева, старшей медсестре. Он выговаривал Юрию Борисовичу в ее присутствии, вел в свой кабинет и вызывал туда Машу. Давал минут пятнадцать пообщаться наедине и выпроваживал: ее – в палату, а Новикова – с глаз долой. Когда же у Николая Петровича было время, они с Юрием Борисовичем разговаривали о литературе. О Сервантесе, Булгакове, Кафке, Хемингуэе, Френсисе Скотте Фицджеральде, которых оба любили. Конечно, о других писателях и их произведениях тоже.
У Новикова сложились плохие отношения с главным фтизиатром, то есть их, этих отношений, совсем не было. Железный Михаил Аронович, увидев, просто изгонял Юрия Борисовича прочь, как кота, забравшегося на кухню в отсутствие хозяйки.
Те недолгие минуты, которые проводил Новиков с Машенькой, были для него огромной радостью, да и для Марии тоже. Она приходила на свидания всегда с Мамонтенком, прижимая его к груди. Видно было, что она с ним не расстается. Они держались за руки и взахлеб говорили, рассказывая друг другу о всяких мелочах. Юрий Борисович чувствовал, как Машенька возвращается к жизни, видел, как хорошеет ее личико, как блестят ее огромные лучистые глаза, когда она смотрит на него, смотрит всегда с восхищением. Она была его Ангел, его Богиня! И он менялся вместе с ней. Становился молодым, сильным, красивым. Он сможет сделать все ради счастья своей Богини!
Но наступили перемены.
9
Однажды Новиков хитроумно проник на запретную территорию, на этот раз через хозяйственный вход, пользуясь хорошим отношением хозяйственников, заносивших тюки с бельем. И тут на первом этаже его накрыл Михаил Аронович. Вместо того чтобы с позором изгнать преступника прочь, Михаил Аронович, седой и строгий, подозвал Юрия Борисовича и сказал:
– Вот что, юноша, – Новиков переступил с ноги на ногу и глупо заулыбался, как хорошо было бы, если бы эти слова услышала Машенька, – причин для радости нет, юноша. – Продолжал Михаил Аронович. – Принято решение – Марии делать операцию.
Сердце Юрия Борисовича ухнуло вниз.
– Как операцию?! Я вижу ее почти каждый день. Ей все лучше и лучше. Я знаю. Может быть, вы ошибаетесь?
Михаил Аронович смотрел на него серьезным взглядом мудрого человека и, чувствовалось, что говорить ему не хочется.
– Да, некоторое улучшение наблюдалось. Такое случается часто. Но стадия открытая, жизненных сил у нее недостаточно, а именно их наличие часто бывает определяющим. Мощные антибиотики, да и весь
