же перед Лаптевой неминуемо возникала дверь в комнату дочери с плакатом в стиле аниме, то сюрикен начинал вертеться неистово, наматывая на острые лопасти нервы и жилы, оставляя внутри кровоточащее рваное месиво.
И она не выдерживала. На слабых ногах доходила до своей кровати и ложилась в чем была. Изнуренная пыткой, она теряла различие между дремотой и явью, отчего время превращалось в липкую прочную паутину, опутывающую недвижимое тело пелена за пеленой. Единственным побудительным аргументом к тому, чтобы время от времени разрывать эти путы и возвращаться в реальность, для Лаптевой была мысль о том, что нужно выяснить реальные причины поступка дочери. Поступок/ступать/шаг/балкон/неистовство сюрикена/забытье.
С тех пор как боль поселилась в ее доме, прошло уже больше месяца, а острые края ничуть не затупились. Сейчас, стоя у входной двери как на распутье и машинально поворачивая ключ то в одну сторону, то в другую, Ирина Петровна прислушивалась к щелчкам, словно они, как лязг волшебных часов, могли бы обратить время вспять – к тому моменту, когда из кухни к порогу на нее летел не сюрикен, а васильковый взгляд. Но все же она понимала – этому не бывать, и она замирает перед дверью не в надежде на чудо, а лишь для того, чтобы как-то отсрочить пытку возвращения в их с Лизой дом.
Ирина Петровна устало прильнула к двери, уткнувшись лбом в мягкую обивку, и неизвестно, как долго еще простояла бы так.
– Ирочка, тебе плохо? – Послышался с лестничного пролета взволнованный, дребезжащий стариковскими нотками голос соседки.
– Нет-нет, Марья Алексеевна, со мной все в порядке. Спасибо. – Прошелестела Лаптева не оборачиваясь и, чтобы не пугать старушку, шагнула в квартиру.
Ставшая традиционной экзекуция повторилась со всеми ритуалами. Когда взгляд Лаптевой уперся в плакат с Лэйн (так назвала анимешную мультяшку Лиза), сознание ее помутилось. В порыве она толкнула дверь, которую не открывала со дня похорон дочери. Это было похоже на жест отчаяния, будто она надеялась, что теперь сюрикен добьет ее окончательно. Затея почти удалась. Створка поддалась, петли скрипнули, и перед ней предстала комната Лизы. Первое, что увидела Лаптева в этой комнате, был рисунок кита на бледно-сиреневых обоях, сделанный Лизиной рукой почти во всю стену.
За окном смеркалось, в глазах стояли слезы. Синий кит с веселым красным полосатым зобом плыл по воздуху в тусклом коридорном свете. Чтобы отдышаться, на несколько секунд Лаптева прикрыла глаза. А когда открыла их, то сквозь мутную пелену слез разглядела шевеление китовой туши. Кит медленно изогнулся, развернув в три четверти свою плосколобую голову и мешковатый зоб, пасть его дрогнула – нарисованная Лизой улыбка будто оплавилась, сползла вниз уголками. Навесив этот жуткий оскал, кит задорно подмигнул и резко двинулся прямо на теряющую сознание Лаптеву.
Уровень D. Глава 3
– Тихий дом, говоришь?
Мирослав
