Ведь мне было совсем немного лет. Пятнадцать или семнадцать, я точно не знаю, и никто не знает.
Леса смерила его долгим взглядом, потом улыбнулась и сказала:
– Мама небольшого роста, худенькая. Кожа у неё смуглее моей, волосы тоже темнее, а глаза ярко-синие, как будто изнутри светятся.
– Как у него! Как у Золаса! Только теперь они у него малость выцвели. А ещё что?
– Ну, не знаю. Говорят, мы с ней очень похожи. Она на вид мне, как старшая сестра. Только вот глаза мне достались ещё чьи-то. То ли бабушкины, то ли… Эй, ты что?
Зиг не ответил и даже отвернулся. Мужчины не терпят, когда кто-нибудь видит их слёзы.
Глава 30. Птица спасения
Он снова был там на этой странной площадке за решётчатой оградой. И они тоже были здесь – чёрные тени, выстроившиеся попарно, как дети на старых картинках, собирающиеся гулять: мальчик – девочка, мальчик – девочка.
И опять он не видел, как они прошли через решётку. Он вообще не видел, как они движутся, но когда переводил взгляд с одной пары на другую, то оказывалось, что они приблизились ещё на шаг. И опять, как и раньше он понимал – любое прикосновение к этим людям-теням означает смерть, а бежать от них было некуда, разве что вверх. Но сверху не спускалась сверкающая лестница, и ладонь некоего высшего существа сегодня не спешила подхватить его, чтобы с материнской заботой вознести к спасению.
Рарок дрожащей рукой извлёк из ножен гладиус. Самая прекрасная и самая страшная в мире вещь, какую он видел в своей жизни! Это была его часть, нечто настолько неотъемлемое, что он чувствовал себя неуютно, когда снимал этот меч с пояса или просто выпускал из рук.
Рарок мог биться копьём, булавой и секирой. Случалось ему выходить на арену с цепом, моргенштерном и просто с палкой. Но с тех пор, как он стал чемпионом и сам мог выбирать себе оружие для поединка, гладиус всегда был у него на бедре, даже если предполагалось стрелять из лука.
Клинок полированный, как зеркало с чуть голубоватым отливом, два локтя в длину и полторы ладони в ширину. Рукоять лежала в руке так, что сознание забывало про границу между её чуть шероховатой поверхностью, ладонью и пальцами. Казалось это ещё один необыкновенно гибкий и прочный сустав руки, из которого клинок растёт, как продолжение.
Лозас долго искал мастера способного создать такое чудо и придирчиво следил за исполнением заказа. Надо ли говорить, что кроме внешней красоты меч был идеально сбалансирован, а вес его выверен, как раз таким образом, что его можно было вкладывать в мощные и точные удары, но не такие, чтоб осушить руку. И вот теперь на всё это великолепие осталось только броситься…
Это отвратительно, но стать жертвой этих теней ещё более гнусно. Рарок повернул клинок остриём к себе, встал на колени и упёр рукоять в землю. Дурацкая мысль тут же закралась в голову – торец рукояти, где выгравировано его имя, может поцарапаться. Вздор! Он не раз крушил этой рукоятью черепа врагов, защищённые прочными
