досталось. А более всего мне», – с досадой пробормотал Николай I после премьеры «Ревизора».
Однако пьеса запрещена не была и с триумфом шла на сцене многих театров Российской империи. Увы, актуальности тема комедии не утратила и сегодня.
С маленьким НО: никто теперь Ревизоров так не боится
В «Доходном месте» А. Н. Островского вся интрига заворачивается вокруг того, что главный герой не хочет брать взяток, а окружение считает его дураком. Давят на беднягу, и когда любимая жена грозит уходом, он сдается, идет к тестю просить найти ему «хлебное местечко»[6].
У Чехова есть забавный рассказ, в котором чиновник перепутал, где произносит речь: на похоронах или на чествовании юбиляра. Говорит, что, мол, покойный взяток не брал. А юбиляр обижается: как это так, взяток не брал?! Их только дураки не берут. Выходит – публично дураком обозвали…
«Ревизор» Гоголя вызывал самую живую реакцию публики. Император Николай I на премьерном представлении буквально захлебывался от смеха, хлопал себя по коленям… Одно только… верно говорит в конце Городничий, поворачиваясь к залу:
– Чему смеетесь? – Над собой смеетесь!..
Действительно: смеемся над собой. Вроде бы хорошая черта – способность к самоиронии. А с другой стороны, признаем как аксиому: любой чиновник в России – всегда взяточник по определению. Воруют-с.
Разве не об этом же свидетельствуют нравы чиновников в «Мертвых душах»? Воровство как образ жизни.
Д. А. Шмаринов «Двор». Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». 1935–1936 гг.
ТАКИЕ дворы сейчас в центре Питера все же редкость. Стало ли меньше преступлений?
У Островского вообще все состояния купцов или получены воровством на подрядах, или другим нечестным способом. Его герои идут на фиктивные банкротства, женятся на богатых невестах, присваивают деньги сирот, требуют от приказчиков обманывать в лавках… Нет у нашего великого драматурга ни одного приличного предпринимателя, который зарабатывал бы деньги хотя бы сравнительно честно. Купец Островского – синоним слова «жулик».
Не буду доказывать очевидного, что в основе всякого созданного с нуля состояния, большого и маленького, лежит в первую очередь труд. Если бы состояния Рябушинского, Морозова, Мамонтова и Третьяковых создавались исключительно путем отвратительных махинаций, не было бы громадного развития всей русской экономики во второй половине XIX века. Да и вели бы себя эти люди совершенно иначе.
Но русская классика как сговорилась: если царедворец – то казнокрад. Если чиновник – то взяточник. Если купец – то жулик и вор.
Если принять эту позицию русской литературы всерьез, то получается: сакраментальное «воруют-с» – и вправду есть самое честное, фотографически точное определение сути русской жизни.
В этом не вина никого лично из великих русских писателей.
