речь. Нация во вражде с правительством, правительство мешает нации работать и т. д. И что заем не имеет успеха.
Думерг «выглядел немного рассеянным», а Шебеко страшно злился. Тотчас по всем редакциям телефон, чтоб не только не печатать речи Рябушинского, но даже не упоминать его фамилии. Думерг не знал, кто Рябушинский, и очень удивился, что это «член Государственного совета и архимиллионер». Уехала делегация через Колу.
После этой длинной записи о старых уже делах (но как характерно!) возвращаюсь к сегодняшнему дню.
Утром говорили, что путиловцы стали на работу, но затем выяснилось, что нет. Еду по Сергиевской, солнечно, морозно. Вдали крики небольших кучек манифестантов. То там, то здесь.
Спрашиваю извозчика:
– А что они кричат?
– Кто их знает. Кто что попало, то и кричит.
– А ты слышал?
– Мне что. Кричат и кричат. Все разное. И не поймешь их.
Бедная Россия. Откроешь ли глаза?
25 февраля, суббота
Однако дела не утихают, а как будто разгораются. Медленно, но упорно. (Никакого систематического плана не видно до сих пор; если есть что-нибудь – то небольшое, и очень внутри.)
Трамваи остановились по всему городу. На Знаменской площади был митинг (мальчишки сидели, как воробьи, на памятнике Александру III). У здания Городской Думы была первая стрельба – стреляли драгуны.
Правительство, по настоянию Родзянки, согласилось передать продовольственное дело городскому управлению. Как всегда – это поздно. Риттих клялся Думе, что в хлебе недостатка нет. Возможно, что и правда. Но даже если… то, конечно, и это «поздно». Хлеб незаметно забывается, забылся, как случайность.
Все-таки я еще не знаю, чем и как может это (хорошо) окончиться. Ведь 1905–1906 год пережили, когда сомнения не было, что не только хорошо кончится, но уж кончилось. И вот…
Но не забуду: теперь все другое. Теперь безмернее все, ибо война безмерна.
Карташёв упорно стоит на том, что это «балет», – и студенты, и красные флаги, и военные грузовики, медленно двигающиеся по Невскому за толпой (нет проезда), в странном положении конвоирующих эти красные флаги. Если балет… какой горький, зловещий балет! Или…
Завтра предрекают решительный день (воскресный). Не начали бы стрелять вовсю. А тогда… это тебе не Германия, и уж выйдет не «бабий» бунт. Но я боюсь говорить. Помолчим.
Интересно, что правительство не проявляет явных признаков жизни. Где оно и кто, собственно, распоряжается – не понять. Это ново. Нет никакого прежнего Трепова – «патронов на толпу не жалеть». Премьер (я даже не сразу вспоминаю, кто у нас) точно умер у себя на квартире. Протопопов тоже адски пришипился. Кто-то, где-то, что-то будто приказывает. Хабалов? И не Хабалов. Душит чей-то гигантский труп. И только. Странное ощущение.
Дума – «заняла революционную позицию»… как вагон трамвая ее занимает, когда поставлен поперек рельс. Не более.
