Все пассажиры были пристёгнуты, стюардесса делала последний обход, проверяя, всё ли в порядке. Мы с моей дочерью и её няней Надин летим бизнес-классом, и я немного волнуюсь, как обычно, перед полётом.
– Мам, а куда мы летим? – раздается слева тоненький голосок моей дочурки.
Ей исполнилось три. В отличие от меня, она совсем ничего не боится. Я посмотрела в её синие, как небо за окном, глаза, и потрепала по курчавой темноволосой головке.
– Домой, – с улыбкой сказала я. – Мы летим домой.
– A grand-pere?
Я кивнула в знак согласия. Дочка радостно заулыбалась, обнимая своего плюшевого медведя.
Самолет взлетел, и вскоре моя кроха уже сладко сопела во сне. А мне совсем было не до сна. Я прожила в Париже почти четыре года, а мой отъезд был внезапным, так что я совсем не знала, чем буду заниматься в России. Мы летели в неизвестность.
Чтобы хоть чем-то себя занять, я надела наушники и включила бортовой телевизор. Я попала на музыкальный клип теперь уже всемирно известной группы «Глина». Но так было не всегда, известность не сваливается внезапно, словно метеорит. Я закрыла глаза, вслушиваясь в слова песни. Видеть, что происходит на экране, мне было не нужно. Я знала клип наизусть, до мелочей, а исполнителя лично. Каждая чёрточка его лица, каждое движение будоражили мои воспоминания. Память-предательница относила меня все дальше и дальше в прошлое… А точнее на 6 лет назад…
Я родилась и жила в Москве в обычной семье: мама – врач, отец – преподаватель права в ВУЗе. У нас был и есть большой дом на окраине, где я провела свое детство и юность. Мы жили обычной жизнью обычных людей, пока в наш дом не пришло горе.
Мне только что исполнилось 9 лет, был какой-то праздник, мы ждали гостей. Мама, нарядная и красивая, обнаружила, что у нас закончился сахар, и побежала в магазин. Я осталась дома, но так её и не дождалась. Пришел с работы отец, который отправился на её поиски, а когда он вернулся, то со слезами на глазах сообщил мне, что мамы больше нет. Ее случайно убил наркоман, по фамилии Карпец, который хотел всего лишь отобрать у нее сумку возле магазина. Сумку мама так просто отдавать не хотела, у преступника был нож. Завязалась борьба, в ходе которой, Карпец, якобы случайно попал ножом маме в шею. Подробности этого убийства я собрала в своей голове из обрывков взрослых разговоров в доме, насколько мне позволяло детское воображение. Мамина смерть была почти мгновенной.
Так закончилось моё детство. Отец, убитый горем, жаждал мести. Он буквально терроризировал милицию, торопя с расследованием убийства мамы, но менты не слишком шевелились. Тогда он бросил работу в ВУЗе и устроился в ФСКН. Ему потребовалось почти два года, чтобы найти того самого наркомана, от руки которого я на половину осиротела. Маниакальная настойчивость отца не знала границ. Наркомана через пару месяцев после ареста нашли повешенным в тюрьме, и я уже в те годы понимала, что руку к его убийству приложил отец. Позже я убедилась в этом лично, отец мне во всем признался. А до того момента эта тема не обсуждалась и была под строжайшим запретом.
Не смотря на то, что он давным-давно был отмщён, отец все равно с утра до ночи пропадал на работе, гоняясь за наркодилерами, поэтому быстро дослужился до генерала. Последние пять лет он занимал кресло главы отдела и очень гордился этим. Моим воспитанием занималась бабушка – мама отца. Рано овдовевшая, она переехала к нам сразу после похорон мамы и всецело посвятила свою жизнь заботе обо мне.
Конечно же, материнского тепла и заботы мне не хватало. Я завидовала детям, мамы которых встречали их из школы, приходили на школьные праздники, помогали делать уроки и костюмы на новогодние маскарады. Иногда, она приходила ко мне во снах, тогда я просыпалась и плакала, желая хоть на секунду прижаться щекой к её животу. Со временем, понимая, что маму не вернуть, я перестала плакать. Совсем.
Я не знаю, что стало тому причиной: гибель мамы, то, что я росла замкнутым ребёнком или чувствовала себя недолюбленной – я рано начала писать стихи. С десяти лет я участвовала в различных поэтических конкурсах, и мои стихи публиковали в газетах, а позже они разлетелись по просторам интернета.
Уже в одиннадцать у меня хватало мозгов, чтобы не верить в легенду о том, что если победить в игре «Волк ловит яйца», не будет мультика в конце, ибо даже такой момент, как «победа» в ней не предусмотрен. В четырнадцать я знала, что Барби и Кен могут и не пожениться.
Я росла озлобленным, но послушным ребенком, и делала всё, чтобы угодить отцу. Я готова была продать душу за его скупую похвалу в те редкие моменты, что мы виделись. Отец был строгим, жестоким и властным человеком, совсем не таким, как я его помнила при жизни мамы. Тогда он хотя бы изредка, но смеялся. По его настоянию я шесть лет занималась каратэ, получив чёрный пояс, но папа ни разу не пришёл ко мне на соревнования, ссылаясь на свою занятость. На крыльце нашего дома прогнила одна из ступенек,
