а великая жопа».
Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Фаина Георгиевна говорила:
– Живу, как Диоген. Видите, днем с огнем!
Марии Мироновой она заявила:
– Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили.
– Но ведь так нельзя жить, Фаина.
– А кто вам сказал, что это жизнь?
Миронова решительно направилась к окну. Подергала за ручку, остановилась. Окно упиралось в глухую стену.
– Господи! У вас даже окно не открывается…
– По барышне говядина, по дерьму черепок…
Эта жуткая комната с застекленным эркером была свидетельницей исторических диалогов и абсурдных сцен. Однажды ночью сюда позвонил Эйзенштейн. И без того неестественно высокий голос режиссера звучал с болезненной пронзительностью:
– Фаина! Послушай внимательно. Я только что из Кремля. Ты знаешь, что сказал о тебе Сталин?!
Это был один из тех знаменитых ночных просмотров, после которого «вождь народов» произнес короткий спич:
– Вот товарищ Жаров хороший актер, понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду, и все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает и все равно всегда разная…
– Как вы живете? – спросила как-то Ия Саввина Раневскую.
– Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, – ответила Фаина Георгиевна.
– Фаина Георгиевна, как ваши дела?
– Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью – повидло.
– Как жизнь, Фаина Георгиевна?
– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.
– Жизнь – это затяжной прыжок из п…зды в могилу.
– Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.
– Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
– Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
– Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
– Почему вы не пишете мемуаров?
– Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда.
Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:
– Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула…
– Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.
