в стекла крошкамиНеразбериху слов…
И вдруг над партитурою
Щемящий душу звук,
Как будто деву юную
Заплёл в сетях паук!
Как будто соло ведьмино,
Как будто ИЛа взлёт!
Пришельцы ли? Соседи ли?
Да кто же так орёт?
Как кошка, дверью сжатая…
Иль как на рану – йод…
Хоть вроде и поддатый я,
А все же жуть берет.
В окне огни забегали
Откуда-то извне…
А баба Нюра белая
Тихонько шепчет мне:
– У Мишки ли у Жарова
Топерь жена родит?
Аль бес какой пожаловал?
Поди-ка погляди!
«Поди»… Теперь не лето ведь:
Метель, темнища, глушь…
Застынет и омлет, и снедь…
Да боязно к тому ж…
Пойду… Напялю ватник я,
Скажу себе: «Не трусь!»,
Ремнём широким стареньким
Потуже затянусь.
Морозиться негоже мне,
Как юному хлыщу:
У шапки с верхом кожаным
Я уши опущу,
В сенях надену валенки,
Перекрещусь, как Мень,
Возьму топорик маленький
И суну за ремень.
Встав на пороге вечности,
Молитвы в нос сопя,
Пойду спасать от нечисти
И Землю и себя,
И бабу Нюру милую,
И наше существо…
О Господи, помилуй мя
В твоё-то Рождество!
О весне и птичьих языках
Сократив ребро квадрата,
Я как памятник стою
И, опѐршись на лопату,
Птичьи звуки ухом пью.
Уж полдня без перекура…
Отдыхаю – не взыщи.
А на сенцах баба Нюра
Керогазом варит щи.
Куща музыкой объята:
Птички празднуют весну!
Словно малые ребята
Веселятся и бесну…
Над ветвями яблонь вьются,
А над домом – так кишат!
Чьей породы, как зовутся
И о чем весенний гвалт?
Воробьи… Вон сколько село…
Этих – в городе не счесть.
Да и здесь все больше – серых,
Но цветные тоже есть.
Не сказал бы, что уж франты:
Ярких красок в перьях нет…
Но галдят, как оркестранты,
Проверяя инструмент.
Как поэты на Стихире,
Восхищаясь лишь собой,
Верещат в весенней шири
Кто взахлёб, а кто – волной,
Кто – каким-то темпом рваным,
Кто вдруг – россыпью, подряд…
Тимпанальные мембраны
Натянулись и звенят.
Разобрать их без натуги
Я, конечно, не берусь,
Но, скорей всего, пичуги
По привычке славят Русь.
Как кому, но мне вот лично
(Многим это не понять),
Так хотелось бы – по-птичьи…
Или чей язык узнать.
Воробьиный, соловьиный…
Ну, вороний, наконец!
Вот скажи, о
