из-за меня…
Но как выяснилось уже в середине осени, и Кирилл вовсе не свободен от меня… он неожиданно приехал в Первую Градскую в наше Акушерское отделение часов в десять утра, едва закончились все планёрки.
Роженица была всего одна и та уже благополучно разрешилась и отдыхала со льдом на животе, а в остальном предродовая пустовала. Мы с акушеркой, пожилой весёлой тётенькой, Евдокией Семёновной, которую все зовут почему-то Дульсинея, сидели в коридоре, я дописывала историю родов той самой роженицы, а Дульсинея разглагольствовала о старых временах:
– Ох, чтобы раньше мы вот так сидели без дела… Кафедральный роддом… Ординаторы, ассистенты, доцентша, профессор, на одну роженицу по семь человек врачей – это что?! Раньше по тридцать родов за сутки было. И не кесаревых этих теперь любимых, все рожали у нас как положено и никаких разрывов вам, никаких эпизио!.. – вздохнув, Дульсинея добавила, будто подсчитав ещё раз в уме: – А то и по тридцать пять!
Я восхищённо покачала головой, оторвавшись от писанины – представить такое в наше время я не могу. Больше восьми рожениц одновременно при мне не было ещё ни разу. Я посмотрела на Дульсинею внимательнее сегодня, она кажется моложе, чем есть на самом деле, вон и морщинки, меленькой сеточкой на щеках, и холестериновые кольца в зелёных некогда радужках её небольших живых глаз. Только седины немного, или незаметно в светлых волосах?
– Может быть, роддомов настроили много? – сказала я.
– А народу что тоже меньше в Москве стало? – она отмахнулась. – Рожать перестали – вот что! Вот и вы, Елена Николавна, не обижайтесь только, вот вы и замужем, а что тянете? И другие все… кто карьеры строит, кто… – она вздохнула громко. – Не знаю, в наше время ни памперсов этих «пью и писаю» не было, а рожали! А щас? Совсем бабы с ума посходили… И курят все… Что происходит?!.. О, мужик какой-то! – она удивлённо вглядывается вдоль коридора, – глядите-ка…
Я обернулась и замерла на мгновение, это Кирилл в распахнутом белом халате шёл по коридору к нам в этот коридора конец, где мы сидели за столом у окна серди серого кафеля и серых бумаг. Я встала.
Он улыбнулся:
– Здравствуйте, я профессор Легостаев, за вашим доктором. Профессор Макаров позволил забрать Елену Николаевну на консультацию к нам. Отпустите? – он любезно обращается к восхищённо замершей Дульсинее.
Она кивнула, улыбаясь:
– Несомненно…
Всё же Кирилл умеет очаровать кого угодно, даже Дульсинею, которая не очень жалует мужчин почему-то.
Ничего не оставалось, как пойти «на консультацию» с профессором Легостаевым. Мы с Кириллом двинулись по коридору от стола, видавшего виды, и заставшего, думаю, не только Брежнева, но и Хрущёва, возле которого так и осталась сидеть Дульсинея, я чувствую, как моя пожилая акушерка смотрит нам вслед. Впрочем, я сразу перестала об этом думать:
– Что… что-нибудь случилось? – я замираю от мысли, что могло
