Союза по своим углам, что у власти – воры, что нет никаких идеалов, что по телевизору – сплошная порнография… Миша, пятидесятилетний толстячок с лицом шкодливого, но добродушного мальчишки, отвечал, что раньше он по два часа стоял в очереди за пивом, и было только «Жигулевское», а теперь в каждом киоске…
– А цены?! – тихоголосо возмутился Карпов и для сравнения привел тогдашние и теперешние цены на бензин, попутно заметив, что пива или чего покрепче он уже больше тридцати лет не пил.
– Ничего себе! – изумился Колобов. – Как же ты так, дядь Саш?
– А вот так. Ехал как-то утром: солнышко светит, трасса ровнехонькая, впереди Ленинград – благодать Божия, одним словом. А я улыбнуться даже не могу: башка трещит с похмелюги. Ну, тогда я и дал зарок, что всё – ни грамма больше.
– А кому дал зарок? – заинтересованно спросил Павел.
– Просто дал зарок. Себе, наверное. По-моему, если мужик что сказал, то должен сделать – иначе он не мужик.
– Здорово! – восхищенно воскликнул Михаил, помолчал и, ехидно ухмыльнувшись, спросил: – И так-таки ни разу ни грамма?
– Да.
– А женат ты уже был?
– Нет еще, я года через три после того женился.
– И неужели ж ты, дядь Саш, на собственной свадьбе ни грамма не выпил?! – с торжественной риторичностью вопросил испытующий.
– Ни грамма, – ответил Саша и с усмешкой добавил: – Нам, даже когда бокалы били, вместо шампанского лимонад «Буратино» наливали.
– «Буратино»!.. – и Колобов громогласно расхохотался, скрипуче корчась на кровати и колотя ладонью по ляжке; Павел тоже засмеялся.
– Что?.. – вскинулся старичок Иванов и, когда взгляд его прояснился, загнусил: – Совести у вас нету – поспать не дадут…
– Прости, дядь Коль, – извинился толстячок, просмеиваясь. – Ты знаешь, какой среди нас трезвенник есть?
– Знаю, знаю… Он у нас святой. Он на свадьбе только лимонад… Слышали…
– До тихого часа, между прочим, еще двадцать минут, – заметил Карпов.
– Слышали… – повторил старичок, закрыл глаза и стойко перенес новую волну хохота.
– А как там, в Ленинграде? – спросил чуть позже Колобов с тем чистым любопытством, с каким спрашивают внуки, сидящие на дедовых коленях.
– Очень красиво. Сейчас он уже, правда, Петербург – в Петербурге я не был. Но в Ленинграде самое красивое место – это Эрмитаж. Я всегда по нескольку часов выкраивал, чтобы сходить. Есть там один такой зал… ну-ка… да, как войдешь – налево, на второй этаж – и снова налево. Он огромный, весь белый с золотом и с огромными хрустальными люстрами. Там есть такие часы-павлин: огромная золотая клетка, а внутри дерево, трава, грибы, сова и павлин… Всё из золота, и каждый час павлин вертит головой и распускает хвост. А еще из этого зала есть выход в сад, на втором этаже настоящие деревья растут, трава, цветы
