минут, в течение которых Наташа успела сменить первоначальный испуг на удивление. Паренёк, которого она всеми силами отталкивала, упорно не желал отходить. Она хотела угодить подружке и не испытывала интереса к настырному однокласснику, но пробуждённое им недоумение вполне могло перерасти в увлечение. Он уже казался не таким странным, как прежде. Если он так увлечён ею, значит, она чего-то стоит? Он, разумеется, не звезда, но и она – не принцесса. Зачем он подружке? Она сможет найти себе ухажёра поприличней, а кто ещё подвернётся ей самой, и подвернётся ли вообще? Пусть над ней станут смеяться, но какая разница? Разве лучше ходить отверженной и обсуждать чужих кавалеров? Наверное, и так над ней смеются, так не всё ли равно? Пусть лучше высмеивают незадачливого кавалера, чем её одиночество. Но вспомнилась подружка, и захотелось предстать перед ней и перед всем миром честной и благородной. Принести в жертву собственные интересы ради дружбы – это так возвышенно!
Наташа ела тёплый суп, разламывая картофельные дольки ложкой и оставив нетронутым хлеб. Оставшиеся в испуганном детстве заверения родителей, что без хлеба никогда не наешься, остались в прошлом. Теперь действовали сентенции женских журналов о разных способах поддержания формы и похудения, не оправдывавшиеся на деле. Или в действительности она просто не следовала до конца ни одной из предлагавшихся рекомендаций? Спортивными упражнениями уж точно не занималась – на фитнес денег нет, а бегать по утрам – унизительно. Наверное, следует преодолеть себя и делать хоть что-нибудь, но если уж тебе посчастливилось уродиться на редкость безобразной человеческой особью, стоит ли тратить жизнь на бессмысленные потуги обмануть себя? Других ведь всё равно не обманешь. Но не есть хлеб – задача вполне посильная, самоотверженности не требует. Не есть после шести вечера – тоже не героизм. От этого ничего не меняется, но всегда можно убедить себя, что это помогает не растолстеть ещё больше.
Воспоминания о короткой невразумительной жизни испортили Наташе настроение, потому что не давали особых оснований к гордости или поводов посмеяться. Вечный страх быть вызванной к доске, даже если урок выучен, потому что несчётное число раз казавшиеся надёжными знания исчезали из её головы в самый нужный момент и возвращались, когда было уже слишком поздно. Часто она не готовила устные домашние задания, потому что не видела смысла: как ни учи, перед глазами учительницы и всего класса всё равно окажешься полной дурой. Полной во всех смыслах.
Однажды она спасла от наказания разом нескольких одноклассниц, прогулявших контрольную заболевшей учительницы, взяв на себя ответственность. Мол, сказала им, что занятие отменили, а когда выяснилось обратное, было уже слишком поздно. Никакой предварительной договорённости о лжи не существовало, нарушительницы дисциплины сбежали осознанно и ни о чём её не просили, поскольку не поддерживали приятельских отношений, но когда пришедшая на замену преподавательница стала задавать вопросы, Наташа встала со своего места и сочинила свою историю. Она не подружилась со спасёнными, они ей даже толком «спасибо» не сказали и в разговорах между собой посмеивались над бессмысленным самопожертвованием,
