У нас был случай, когда скончался турист, – завелись личинки под кожей, которые позже забрались ему в мозг…
– Человек с личинкой в мозгу.
– Человек с личинкой в мозгу, – соглашается Геринг, брезгливо морщась. – Мой сын Майкл, с которым вы вчера познакомились, бесстрашно живет на Амазонке месяцами. Как-то он приехал и говорит, мол, у него под кожей завелся какой-то паразит. Гляжу – и точно! – прямо под кожей на руке что-то движется, шевелится, живет собственной жизнью.
– И…
– И я, вспомнив ту жуткую историю про туриста, сразу же отправила сына к врачу. Делали какие-то надрезы, вынимали эту дрянь… что-то вроде червяка. Хуже всего то, что такие черви, кажется, еще и размножаются под кожей.
– Я никогда не поеду на Амазонку, – опускаю стекло и втягиваю ноздрями липкий воздух.
– И я, – говорит Элизабет.
Мы паркуемся у свежеоштукатуренных ворот двухэтажного белого дома. Элизабет звонит в дверь. Спустя полминуты калитку отпирает молодая женщина. Элизабет, обняв её, приглашает нас пройти внутрь: «Заходите, пожалуйста. Добро пожаловать домой к моей дочери! Это – Жанетт!»
Пока мы здороваемся и обнимаемся с Жанетт (в отличие от Европы и уж тем паче Азии, в Перу объятия и поцелуи в момент знакомства воспринимаются как дело само собой разумеющееся), я тайком оглядываю ее, перуанскую почти-что-дочь племянницы рейхсмаршала Геринга.
Типичная перуанка: смуглая кожа, вытянутое лицо, тяжелая нижняя челюсть, нос с раздувающимися крылышками на выдохе, небольшие карие глаза, глубоко посаженные под бровями, черные волосы собраны в тугой конский хвост, а по щекам хлещут большие цыганские серьги-кольца, оттягивающие мочки ушей.
– Она не говорит по-английски, – сообщает Элизабет, глядя на мои тщетные попытки завязать разговор с Жанетт, обнажающей брекеты в растерянной улыбке. – Да и вообще она не особо разговорчива.
Вот так штука! Почему же Геринг мне раньше об этом не сказала?
– А чем, – спрашиваю, – занимается твоя дочь. Работает?
– Занимается размножением карликовых собак в домашних условиях, – сообщает Геринг и тут же сама смеется своей шутке. – Шучу-шучу! Жанетт – мать, домохозяйка. Ей сейчас тридцать лет. И у неё двое детей. Старшему сыну двенадцать. А младшей дочери – семь. Мы часто собираемся здесь все вместе на семейные праздники. Иногда я ее прошу чем-то мне помочь…
Природа отношений матери и её перуанской почти-что-дочери становится мне чуть более понятной. Геринг продолжает свой вдохновенный монолог:
– Детей она водит в школу, в также в разные кружки – в общем, не знаю точно, много куда, включая английский. Да оглядитесь же! Тут прекрасное место, не правда ли?! Это типичный дом в районе Ла Молина.
– А где муж Жанетт? – говорю я, озираясь по сторонам в надежде понять причину придыхания Геринг, когда она произносит название этого престижного района.
– Муж
