по одной в день. Она принимает их с видом умирающего лебедя – Нат ненавидит этот взгляд и бессилен с ним бороться. Ты во всем виноват, дорогой, но можешь принести мне чаю. Жалкая попытка искупления. И аспирин из ванной, и стакан воды. Спасибо. А теперь уйди куда-нибудь и помни, что ты виноват. И он на это ведется. Как хороший мальчик.
А ведь это ему, а не ей, не Элизабет, пришлось ехать на опознание. Она глядела таким страдальческим взором, что было ясно – от нее нельзя этого требовать. И он безропотно поехал. В квартире, где он побывал лишь дважды, а она бывала не реже раза в неделю все эти два года, он боролся с тошнотой, заставляя себя взглянуть, и чувствовал, что Элизабет присутствует в комнате вместе с ними – искривление пространства, наблюдатель. Сильнее присутствует, чем Крис. Головы, можно сказать, не осталось. Всадник без головы. Но узнать можно. Крис никогда ничего не выражал этим своим тяжелым плоским лицом, не как все люди. Он все выражал телом. От головы у него шли одни неприятности. Возможно, поэтому он и выстрелил в голову, а не еще куда. Чтобы не уродовать тело.
Пол, лампа, шахматы у кровати, кровать, а на ней лежит, выражаясь официально, «торс с конечностями»; второе тело Ната, неразрывно связанное с ним призрачной пуповиной, дырой в пространстве, где царит Элизабет. Крис надел костюм с галстуком, белую рубашку. Нат представил себе эту процедуру – толстые пальцы приглаживают узел, поправляют галстук перед зеркалом, господи, даже ботинки начистил, – и ему захотелось плакать. Он сунул руки в карманы куртки; пальцы сомкнулись на медяках и ключах от дома.
– Вы не знаете, почему он оставил на столе ваш номер телефона? – спросил второй полицейский.
– Не знаю, – ответил Нат. – Наверное, потому что мы с ним дружили.
– Вы оба? – спросил первый полицейский.
– Да, – сказал Нат.
Дженет входит в кухню, когда он ставит жаростойкое блюдо в духовку.
– Что у нас на ужин? – спрашивает она и добавляет: – Папа, – как будто хочет ему напомнить, кто он такой.
Вопрос внезапно кажется таким грустным, что Нат отвечает не сразу. Вопрос из прошлого, из былых времен. У Ната туманится в глазах. Ему хочется швырнуть блюдо на пол, поднять дочь на руки, прижать к себе, но вместо этого он аккуратно закрывает дверцу духовки.
– Макароны с сыром, – говорит он.
– Ням-ням, – говорит она отстраненно и осторожно, умело притворяясь довольной. – С томатным соусом?
– Нет, – отвечает он, – соуса не было.
Дженет скрипит большим пальцем по кухонному столу. И еще раз.
– А мама отдыхает? – спрашивает она.
– Да, – говорит Нат. Потом, глупо: – Я отнес ей чашку чаю.
Он закладывает одну руку за спину, опирается на кухонный стол. Они оба знают, о чем нельзя говорить.
– Ну хорошо, – говорит Дженет голосом маленькой взрослой, – до скорого свидания. – Она
