несколько шагов она оборачивается.
– Приятно было повидаться, Элисон.
– И мне, Кармен!
Я запираю дверь и выключаю свет. Дверь, ведущая во вторую спальню, открыта, и я задумываюсь. Оставить ее так или закрыть? Не знаю. Если закрыть, будет казаться, что там кто-то есть. Спит, читает, целуется, хочет покоя… Как будто в соседней комнате находится человек, с которым меня действительно хоть что-то связывает.
Открытая дверь будет напоминать, что там никого нет.
Честно говоря, я понятия не имею, что делать. Время идет.
Я срываюсь с места, хватаюсь за ручку и захлопываю дверь. Этой комнаты не существует. Потом я быстро закрываю входную дверь и поскорее возвращаюсь в постель.
Я лихорадочно натягиваю одеяло до подбородка, чувствуя нечто вроде панической атаки. Почему Кармен прошла именно здесь? Это необъяснимо. Пальцы у меня на ногах шевелятся, и я соединяю ступни, чтобы успокоиться. Затем обмахиваюсь простыней, прежде чем снова разгладить ее и убедиться, что складки лежат идеально. Саймон настоял на том, чтобы купить мне новое белье, хотя один комплект у меня уже был. Он всё выстирал и даже выгладил. И страшно расстроился, когда я попыталась отказаться от новых простыней.
– Нельзя же обходиться одним комплектом белья! Ну пожалуйста! Ради меня! Всего один год – пусть у тебя будет второй комплект! – умолял он. – Он такой плотный, просто прелесть!
Теперь у меня есть набор постельного белья повышенной плотности.
Тяжелый хлопок на ощупь менее привычен, чем дешевые жесткие простыни, на которых я частенько спала в детстве, поэтому мне слегка неудобно и хочется достать из шкафа старое белье и перестелить постель. Но, чтобы порадовать Саймона, я терплю. Он несколько лет пытался дать мне нормальную жизнь.
Жаль, что я не позволяю ему этого. Но он не в состоянии решить мои проблемы, их слишком много.
Уже в десять лет я перестала надеяться на какую-либо стабильность. Я была готова смотреть в будущее с надеждой, но к десяти годам стало очевидно, что никто меня не удочерит. Никому не нужна застенчивая, неинтересная, упрямая девочка, уже давно миновавшая стадию очаровательной малышки.
Я закрываю глаза и глажу одеяло, пытаясь справиться с тревогой, которая всегда накатывает, когда я вспоминаю прошлое.
Помню очень добрую женщину – социального работника, которая забрала меня из одной семьи, когда мне было лет восемь. Это было на Новый год, сугробы размывал дождь, и она не меньше десяти раз в минуту нервно поправляла свой розовый шерстяной шарф. Какая депрессивная профессия. Я до сих пор вижу улыбающиеся лица взрослых и двух детей, которые обнимали меня на прощанье, желали всего лучшего и благодарили за то, что я пожила у них. Они говорили мне спасибо, как будто я просто приехала в гости по обмену, чтобы познакомиться с жизнью состоятельной массачусетской семьи. Как будто они принимали меня только ради развлечения. Но, по крайней мере, я хорошо ела, ходила в хорошую школу и полгода занималась балетом. Балет, впрочем, не стоил той боли, которую я ощутила, когда мне сообщили, что пора уезжать.
Мое
