ия Павловского царствования, мы не можем сочувствовать нравственному уровню этого железного века, хотя в открывающемся пред нами историческом калейдоскопе не можем не удивляться оригинальной комбинации политических сил, постоянно боровшихся между собою, но действовавших в одном и том же направлении и приводивших к одной и той же цели.
Император Павел, например, во все кратковременное свое царствование жаждал уничтожения сословных привилегий, водворения правды и законности в государстве, но, по революционному духу времени, для достижения этих целей употреблялись и революционные средства: административный произвол, ссылка и кнут; эта двойственность в политике Павла чувствовалась всеми: недаром французы называли его якобинцем на троне, крестьяне – Пугачевым, а раскольники – царем Развеем. С другой стороны, враги Павла – «наши русские Мирабо, за измятое жабо хлеставшие Гаврилу и в ус, и в рыло», были ли это масоны или вольтерьянцы – все равно, – смотрели на совершавшиеся кругом события, очевидно, с иной точки зрения, чем их крепостные, и права человека, «les droits de l’homme», прилагали лишь к себе и к своему сословию.
Первый шаг к уравнению сословий был сделан несомненно императором Павлом, и хотя произведенная им «революция сверху» не сопровождалась такими ужасами, как французская, но жертвой ее сделался он сам. В этом смысле, по моему глубокому убеждению, Павел Петрович есть одно из самых трагических лиц нашей истории: фанатик своих идей, он вел непрерывно борьбу один против всех, и духовные его силы оказались недостаточны, чтоб безнаказанно вынести на себе всю ее тяжесть…
Наблюдая этот изменчивый круговорот политических идей и борьбу страстей человеческих, с сопровождавшими их повсюду низкими свойствами человеческой природы: эгоизмом, предательством, жестокостью, – историк отдыхает на изображении лиц, проявивших в волнующемся житейском море красоту душевную, которая везде и во все века, как высшее выражение человечности, невольно возбуждает сочувствие и удивление и в сущности является залогом нравственного совершенства общества, указывая каждому, чем он должен быть. Люди, носящие у себя в сердце эту искру Божию, не дают заглохнуть ей и у других; напротив, они питают ее, поддерживают ее пламя, и, таким образом, среди ужасов политической и общественной борьбы не позволяют ее деятелям забывать самого священного для них звания – человека и тем укрепляют, увеличивают их нравственные силы.
Павел Петрович в течение 20 лет, в самое тяжелое время своей жизни, имел возле себя именно такого преданного, бескорыстного друга, полагавшего свое личное счастье в счастье видеть его добрым, любимым и уважаемым и постоянно напоминавшего ему о вечных, христианских началах любви и правды. Другом этим была фрейлина его супруги, императрицы Марии Феодоровны, – Екатерина Ивановна Нелидова, и на ее именно характеристике я, как историк Павловского времени, и позволяю себе немного отдохнуть.
Воссоздать полный образ Нелидовой, история которой заключается в развитии жизни по преимуществу внутренней, – довольно затруднительно: историческая психология, как и всякая другая, есть, в большинстве случаев, палка о двух концах. Поэтому в предлагаемом очерке жизни Нелидовой я ограничился лишь выпавшею на ее долю исторической ролью – ролью поэта, который, по отношению к Павлу,
И чувства добрые в нем лирой пробуждал,
И милость к падшим призывал…
4 марта 1898 года
Глава первая
Детство Нелидовой – Прием ее в Смольный институт – Характеристика институтского воспитания времен Екатерины – Отношение смольнянок к обществу и значение их в истории русской женщины – Первый выпуск Смольного института 1776 года – Нелидова как одна из пионерок русского просвещения
Восемнадцатый век есть по преимуществу женский век нашей истории: Екатерина I, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Екатерина II в течение 70 лет управляли судьбами России, почти без перерыва, следуя друг за другом; наконец царствование государя, закончившее собою этот богатый событиями век, – царствование несчастного по своей судьбе императора Павла, тесно связано, в светлых своих сторонах, со скромным именем Екатерины Ивановны Нелидовой, дочери простого армейского поручика.
Долгое время имя это окружено было таинственностью, которая, по словам единственного биографа Нелидовой, Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского, автора анонимной статьи о ней в «Русском Архиве» за 1872 год, «быть может, придавала некоторого рода прелесть ее памяти».
Но таинственность эта, в конце концов, однако, должна была оказаться призрачною для такого крупного исторического лица.
Могущество влияния Нелидовой на Павла Петровича, чистота ее репутации и бескорыстие побуждений, оригинальная простота ее обстановки служили предметом постоянных, большею частью мало доброжелательных, толков современников. При распущенности нравов высшего русского общества XVIII века, благодаря обычному пошловатому его «умоначертанию», им легко было разгадать
