на спине. Голод, желание быстрее накормить семью заставляли бежать, не зная усталости.
Подозрение сразу же падало на аул Кульназара, ведь следы обрывались в радиусе десяти километров от него. Преследователи с громкими криками «Ур! Ур!» скакали туда, и по их перекошенным злобой лицам было видно – пощады ворам не будет.
Кулназар выходил навстречу к ним, опираясь на палку, в прохудившемся чапане, рукава которого были столь длины, что скрывали кончики костлявых пальцев.
– Егер мынау біз малдарынызды ұрлап кетсек, Кұдай каргасын мынау бізды! (Если это мы угнали ваш скот, то пусть нас покарает Бог!) – простирая руки к небесам, восклицал он и в бессилии от нахлынувших чувств припадал на одно колено.
Никто из жаждущих расправы над барымтачами сарбазов даже не догадывался, что на самом деле старик насылал проклятия на спрятанное в рукаве шило, и прилюдно казнил иглу, втыкая его в землю.
Преследователям ничего не оставалось, как только разводить руками: невозможно было не поверить седобородому старцу, клянущемуся, глядя тебе в глаза, своим потомством в невиновности перед самим Аллахом.
А в это время высыпавшие из юрт краснощёкие молодухи, татешки и ажешки, с гневно поджатыми губами, демонстративно выносили из юрт пустые казаны и кастрюли.
– Можете с собой это железо забирать, без надобности оно, которую неделю не прикасаемся к ним!
Бабы не врали, недаром посуда в их руках блестела начищенными боками. Ворованное мясо женщины приноровились варить в самоварах. Страх и голод заставляли быть изворотливыми.
После того, как непрошеные гости уходили ни с чем, Кулназар приказывал домочадцам принести новое шило на случай, если кто вздумает вернуться.
Когда же под покровом ночи аульчане тайком у себя в юрте ели жаркое, то обязательно благодарно приговаривали:
Кулназарым бар болса, біз
Куырдаксыз болмаспыз.
(Будет жив наш Кулназар, мы
не останемся без куырдака).
Біз* – мы;
Біз* – шило.
Бабьи уловки
Уже по громкому стуку в дверь Нинка догадалась: муж пьян и взвинчен.
– Где топор? – закричал он с порога и прошел на кухню, оставляя на полу грязные следы. – Где? Я порубаю их! Порубаю…
Нинка поняла: опять ввязался в драку, опять ей придется изворачиваться, подыгрывая ему.
– А порубай, – равнодушно протянула она. – Только топор завернуть надо, чтобы патруль не отобрал.
– Так заверни! Да побыстрее! – торопил муж, полный безудержного желания отомстить своим обидчикам.
– Подожди, бумагу поплотнее вытащу… – Нинка полезла в кладовку. Прикрыла топор тряпками: пусть теперь ищет.
– Мне порубать их надо, – уже медленнее, сонливее проговаривал муж, и Нинка взяла инициативу
